Отправлено: 10.09.07 18:24. Заголовок: Наши любимые исторические личности

...собственно, о них и тема. Здесь можно рассказать о жизни какой-нибудь понравившейся вам реальной исторической личности, продемонстрировать ее портреты, обсудить поступки этой личности с форумчанами и пр.

На данный момент в этой теме:

Генрих II Французский
Маргарита де Валуа "королева Марго"
Мария Стюарт
Екатерина Медичи
Луиза де Лавальер
Франсуаза Атенаис де Монтеспан
Франсуаза Скаррон, маркиза Ментенон
Поль Скаррон
Конде Луи II Бурбон
Франсуа де Бофор
Изабелла Кастильская и Фердинад Арагонский
Энрике III Болезненный
Родриго Диас де Бивар (Эль Сид)
Арман Жан дю Плесси, кардинал Ришелье
Филипп II Испанский
Иоанна I Кастильская
Кола ди Риенцо
Пьер Террайль де Баярд
Мишель Нострадамус
Елизавета I Тюдор
Екатерина Романовна Дашкова

 Отправлено: 10.01.08 21:05. Заголовок: Спасибо за рассказ. ..

Спасибо за рассказ. Я смотрела про нее фильм. Что-то вроде "Безумие любви". Но не знала, где вымысел, а где история.

 Отправлено: 11.01.08 16:11. Заголовок: Респектую:) Судя по ..

Респектую:)
Судя по портрету, красивая была женщина. В общем, мне ее жалко:(

 Отправлено: 15.01.08 15:35. Заголовок: Интересный рассказ! ..

Интересный рассказ! Мне тоже Иоанну немного жаль...

 Отправлено: 20.01.08 21:00. Заголовок: Señorita Flor, ..

Señorita Flor, спасибо огромное за "испанские" биографии! Было очень интересно читать, узнал много нового.
Вообще, так, наверно, исторически сложилось, что россияне знакомы с европейской историей в основном по произведениям английских и французских писателей, где испанцы (в силу политического соперничества) всегда выступают в самом неприглядном свете. Поглядеть, например, что про того же Филиппа II пишут... Где-то я даже видел вполне серьёзную статью с названием "Чёрный миф" об Испании в русской культуре или вроде того. Вот даже как...
Потому было особенно интересно взглянуть с противоположной точки зрения.

 Отправлено: 20.01.08 22:36. Заголовок: Кола ди Риенцо ... ..

Кола ди Риенцо

... Теперь к тебе, трибун-освободитель,
Петрарки друг, мы взоры обратим.
О, за позор отчизны грозный мститель,
Риенцо. Римской доблести носитель!
Когда свободы ветхий ствол хранит
Один хоть лист - пусть как венок
Лежит он над тобой...

Байрон
"Паломничество Чайльд Гарольда", Песнь IV.

В итальянской истории было немало персонажей, в деятельности которых нашла яркое воплощение общенациональная склонность к фикциям, инсценировкам и мизансценам как инструментам в политической игре. Но только одного из них можно рассматривать как типично итальянского героя во всей его завершенности, со всеми присущими ему в самом чистом виде атрибутами «итальянизма», как-то: широта и противоречивость литературных и художественных идей и воззрений, лишенных, однако, какой бы то ни было практической связи с окружающей его реальной действительностью; непомерно амбициозные планы господства над всей Италией, восстановления Римской Империи и, наконец, возвышения над всей Европой; мечты о сотворении «Нового Государства», ориентированного на античное наследие, в котором установились бы мир, закон и добродетель; искренняя любовь к народу, своей стране, ее славному историческому прошлому – любовь исступленная, неосознанно переходящая в эгоизм, в видение себя как воплощения всей Италии и всех итальянцев; стремление отомстить за национальные раздоры и унижение, которые наш персонаж видит исключительно в кознях и происках «чужаков», но никак не в ошибках и пороках собственных сограждан. Этот человек бросил бесстрашный вызов всем великим державам его времени, попытался возродить в своих соотечественниках новое осознание их исторической миссии и вовлек их (помимо их воли) в войны, к которым и они, и он сам оказались не готовыми.
Поначалу ему удалось запугать врагов, ободрить друзей, внушить восхищение некоторым лучшим умам того времени, заставить массы себя обожествлять. Он был лучшим оратором своего времени и имел обыкновение решать все важные дела прямо на балконе, перед толпой слушателей. Он производил впечатление несгибаемого. Главным политическим ресурсом было для него умение очаровывать публику: в ход шли символы, помпезность, пышные церемонии, пешие и конные кортежи, изобретение все новых мундиров и униформ, все более звучное титулование себя самого и своих присных. После изгнания он был возвращен к власти солдатами-иностранцами и, в конце концов, был убит тем самым народом, который он пытался сделать великим и могущественным. Этого человека звали Кола ди Риенцо, то есть Никола, сын Лоренцо.

Никола ди Лоренцо Габрини родился в мае 1313 года в районе Регола на берегу Тибра, неподалеку от моста Куаттрокапи (сейчас примерно в том же месте мост Гарибальди ведет через Тибр к Виале Трастевере). Здесь селились ремесленники и мелкие торговцы. Отец Николы, Лоренцо Габрини, держал тратторию с комнатами для приезжих. Мать, Маддалена, была прачкой и разносчицей воды. Она рано умерла, и Лоренцо отправил младшего сына на воспитание к родственникам в город Ананьи, к югу от Рима. Здесь он пошел учиться к местным монахам-францисканцам и, в соответствии со школьными требованиями того времени, постигал латынь, риторику, грамматику, астрологию и другие средневековые науки. Вернувшись после смерти отца в Рим, 20-летний юноша стал посещать лекции в университете. Женился он рано, в 23 года. За супругой он взял небольшое приданое, которое вместе с доходом от отцовской траттории позволило ему уделять больше времени изучению древностей, главным образом, древнеримских юридических надписей.
Вскоре после возвращения Николы из Ананьи в Рим подруга покойной матери раскрыла ему семейную тайну, которую «по большому секрету» ей сообщила перед смертью сама Маддалена. Император Священной Римской империи Генрих VII в 1312 году был в Риме и, скрываясь от преследования сторонников папы, гвельфов, поселился инкогнито на окраине города в траттории Лоренцо, который, однако, в это время был в отлучке. Несколько дней он нес дежурство в городском карауле. Постояльца приняла Маддалена и, не устояв перед его обаянием, согрешила с ним. В следующем году и родился Никола.
Возможно, это была лишь легенда. Но, похожая на правду, она запала в душу молодого человека, даже служила ему потом внутренним оправданием притязаний на власть. До поры он скрывал тайну своего рождения, чтобы не очернять память матери. Но слухи о его «императорском происхождении» не смолкали и, конечно, поднимали его авторитет в глазах простого народа.
Поведение и внешность Кола не противоречили этим утверждениям: он был привлекательным человеком, особенно в молодые годы, вел себя с достоинством, говорил красиво и убедительно, оживляя разговор подходящими цитатами и образными выражениями. Он коллекционировал античные предметы, особенно камеи, о которых впоследствии писал. Это были портреты Сципиона, Цезаря, Метелла, Марцелла и Фабия. Читал всех античных авторов, чьи рукописи он мог где-либо отыскать: Ливия, Саллюстия, Цицерона, Сенеку и Валерия Максима. Кроме того, прилежно штудировал Библию. До последних дней своей жизни он цитировал по памяти большие отрывки из всех этих книг. Языческие авторы и христианская мифология образовали в его мозгу самоучки некую странную смесь из средневекового мистицизма и прославления античного Рима. Он выступал перед народом, чаще всего перед случайными слушателями, на площадях, вдохновляя их напоминаниями о славном прошлом и о современном убожестве и унижении. Он восклицал: «Где теперь великие римляне? Где их высшая справедливость? Почему я не родился в те времена?»
Времена и в самом деле были хуже некуда. Рим находился в отчаянном положении. Он был покинут папами в 1305 г., когда Климент V предпочел обосноваться в Авиньоне, подальше от своих бунтующих подданных. В городе не было сколько-нибудь сильной власти. Царило беззаконие, так что население (и нобили, и плебеи) защищалось как могло от воров, поджигателей, насильников и убийц. Каждое аристократическое семейство имело укрепления в черте города и неприступные замки в округе. У всех знатных семейств были собственные отряды, состоявшие из кавалерии и пехоты, которыми командовали сыновья, внуки и иные родственники. Они силой поддерживали свои порядки и «законы» в пределах подвластных им территорий, а также вели между собой бесконечные войны. Если дела шли для них неплохо, они жили в Риме с большой помпой, но если ситуация складывалась не в их пользу или ветер «сирокко» становился слишком невыносимым, они отправлялись за город вместе с женщинами, детьми, сокровищами, свитой, прислугой и скотом.
Бедняки и малоимущие жители Рима обретали относительное спокойствие, если заявляли о своей верности знатному семейству, которое контролировало их квартал. Если же римлянин переселялся, то он перевозил свою верность вместе с домашним скарбом на новое место. Простые горожане должны были время от времени проходить службу в маленьких частных армиях, но в обмен на это они всегда могли в случае необходимости просить о помощи для отражения нападений или (если помощь запаздывала) для отмщения и карательных мер. Разумеется, человеческая жизнь стоила очень дешево. Женщины насиловались, дома поджигались, монастыри разграблялись, скот и деньги разворовывались абсолютно бесцеремонным образом. Каждое утро на улицах подбирались трупы и сбрасывались в Тибр вместе с бытовым мусором. Состояние зданий и сооружений было ужасающим.
В 1342 г. молодой Кола, способный оратор, был делегирован своими согражданами в Авиньон в качестве посланника к папе. Он с горячностью доказывал Бенедикту XII, что пока закон и порядок будут оставаться в руках тех, кто менее всего заинтересован в их поддержании, то есть мятежных баронов, в городе не будет спокойствия. Он говорил с особым воодушевлением, потому что незадолго до того потерял брата, убитого неизвестными преступниками, так что личная трагедия обострила его внимание к проблемам родного города. Его тирады в защиту народа пришлись не по душе членам знатных семейств, которые составляли основной корпус посольства и чьи родственники были среди папских придворных. Он был отстранен от должности и несколько месяцев прожил в бедности в Авиньоне. Но его увлекательные прожекты, его плодовитый ум, его культура и его красноречие буквально захватили Петрарку, который лелеял более или менее сходную мечту, а именно: возродить былую славу и вновь сделать Рим столицей объединенной Италии и всей Европы. Смешение литературы и политики вообще является итальянской традицией, начиная с античных времен. Кола ди Риенцо и Франческо Петрарка стали друзьями на всю жизнь. Благодаря помощи Петрарки и смерти старого папы, Кола был вновь допущен к делам, назначен нотариусом городской Палаты и направлен обратно в Рим.
Эта должность требовала присутствия в органах городского управления, постоянных контактов с викарием, наместником папы, с сенаторами. Так началась политическая карьера Колы ди Риенцо и его борьба против феодалов, которых он публично называл «сосущими кровь из бедного люда». Он вспомнит потом в одном письме, как бы подводя итог пройденному пути: «…Я делался изо дня в день все более страшным для могущественных людей, а для народа - все более любимым».
Он немало бродил по Риму, знакомился с представителями различных социальных слоев, размышлял о причинах упадка города, разражался возвышенно-яростными тирадами, которые доводили его слушателей до слез. Он отказывался писать гусиным пером, считая это недостойным его должности апостолического нотариуса, и заказал для себя серебряное перо – возможно, впервые в мировой истории. Но прежде всего он привлекал на свою сторону горожан из среднезажиточных слоев: лавочников, торговцев, мелких буржуа, клириков низших рангов, людей умственного труда. Всех их объединяло преклонение перед молодым вдохновенным оратором и недовольство существующим положением вещей.

Но слова ничего не меняли в существующем порядке вещей. Тогда Кола собрал небольшую группу своих сторонников. Среди них оказались люди богатые и авторитетные в городе. В числе руководителей заговора было несколько нотариусов, а также кавалеротти.
После нескольких тайных совещаний сторонники переворота перед днем Троицы провели более широкое, тоже тайное, собрание на Авентинском холме. В своей речи Риенци ярко описал нищету, рабство и крайне опасное положение, в котором находился ранее процветавший Рим. Он говорил о верховенстве знати, унижении народа, похищении феодалами девушек и замужних женщин — простолюдинок или горожанок; вспомнил и земледельцев, у которых бароны отбирают плоды их трудов; пилигримов, ограбленных и задушенных у самых ворот Рима; горожан, которым постоянно угрожает потеря жизни и имущества; аристократов-разбойников и духовенство, предававшееся всем видам разврата.
В своей речи Кола использовал ораторские эффекты, больше всего присущие итальянцам, он и вздыхал, и проливал слезы, и кричал от возмущения.
Описав тяжелое положение Рима и добившись нужного настроения, он заметил, что из создавшегося положения есть выход. Среди участников собрания есть люди, которые сговорились добиться сохранения "справедливости и мира". Риенцо подчеркнул, что конечной их целью является установление народовластия. Что касается финансирования нового порядка, он предполагал использовать папские имущества и налоги. Собрание закончилось торжественной присягой: заговорщики поклялись на евангелии выступить в назначенный день с оружием в руках и подписали письменное обязательство.
После этого собрания идеи "великого справедливого суда" над феодалами и "восстановления доброго древнего государственного порядка" начали распространяться среди народа.
Поводом к прямому выступлению стали перебои в снабжении города хлебом. И тут, в условиях грозящего голода, стало известно, что в порт Корнето прибыло судно с хлебом для Рима, но влиятельнейший из римских синьоров, знаменитый Стефано Колонна, собрав наиболее близких людей, поехал в Корнето, чтобы захватить этот груз и под охраной доставить в Рим.
Во время собрания граждан на Капитолийском холме в субботу 19 мая были высказаны опасения в справедливом распределении хлеба. Начались волнения в городе.
Префекта города Джованни ди Вико, его свиты и части вооруженных сил в те дни в Риме не было; многие феодалы вместе со Стефано Колонна находились вне города. Момент для выступления казался благоприятным.
Ночью заговорщики собрались в церкви Сант-Анджело Пескерии. Поклявшись не изменять делу "святого духа", собрав все свои вооруженные силы, составившие сильный отряд в тысячу человек, они около 8 часов утра двинулись от церкви Сант-Анджело к Капитолийскому дворцу — резиденции сенаторов, управлявших Римом. Кола вышел из церкви в полном вооружении, но с непокрытой головой (демонстрация особенной смелости и преданности святому делу, применявшаяся не раз тогдашними рыцарями, иногда даже на поле сражения).
Рядом с Колой шествовал "господин викарий господина папы" и своим присутствием давал папскую санкцию этому шествию.
Заговорщики нигде не встретили сопротивления. Народ приветствовал их одобрительными криками. Оставшиеся в городе синьоры и войска без санкции префекта города (уехавшего в Корнето) не рискнули разогнать заговорщиков. Сенаторы, Любертелло Бертольдо и Пьетро ди Агабито, синьор де Дженаццано, скрылись.
Мятежный отряд занял Капитолий и правительственные учреждения. Риенцо произнес горячую речь, объявляя о "восстановлении старого доброго государственного порядка".
Здесь, по словам анонимного биографа, Кола снова заявил, что во имя любви к папе и ради благоденствия римского народа он готов подвергнуться любой опасности. Толпа отвечала криками ликования.
Тогда Кола предложил одному из участников заговора, Койте, сыну Чекко Манчино, зачитать новые законы.
Среди них основное место занимали законы, касающиеся аристократов. Во-первых, Кола отнимал у них крепости, мосты, пристани. Во-вторых, налагал на синьоров в качестве общественной повинности обязанность охранять дороги и снабжать продовольствием город Такой же радикальный характер имели для того времени положения об организации римской армии (городской милиции), главную часть которой должны были составить сами римские граждане.
К числу законов временного характера относились такие меры, как смертная казнь для всех убийц, меры против ложных доносов, против разрушения домов осужденных и т.п.
Народ, одобрив их голосованием, предоставил Риенцо право вводить и отменять законы, право жизни и смерти в отношении всех граждан, право заключать договоры и союзы с другими городами и государствами, право изменять границы римской территории.
Эти права, предоставленные Коле, давали ему неограниченную, диктаторскую власть в городе Риме и во всей Папской области.
Все эти действия обнаруживают выдающийся политический ум Риенцо и редкое умение использовать в революционных условиях свой административный опыт. Сразу после народного собрания Кола захватил все замки, мосты и другие важнейшие стратегические пункты в городе, передав охрану порядка организуемой римской армии; на все вакантные административные должности в Капитолийском дворце он назначил своих сторонников. Фактически Кола взял в свои руки всю власть в городе Риме.
Когда весть о перевороте дошла до Корнето, где находились крупнейшие аристократы Рима, Стефано Колонна поспешил в Рим и, по рассказу анонимного биографа, заявил, что новый порядок ему не нравится. На другой день Риенцо послал ему приказ оставить Рим. Стефано схватил бумагу, разорвал ее и сказал: "Если этот сумасшедший меня разозлит, я велю выбросить его из окна Капитолия". Получив сообщение об этом, Кола собрал народ, и Стефано пришлось бежать из Рима. Риенцо издал новый приказ, чтобы все синьоры выехали из столицы в свои замки. Тем пришлось подчиниться, так как сила оказалась на стороне Риенцо. На следующий же день ему были официально переданы все мосты в окрестностях Рима.
24 июня Кола отменил сюзеренитет римских баронов. Единственным синьором на всей территории Римской области Кола объявил папу и церковь. Фактически же, поскольку представителем папы был его викарий, который являлся только формальным соправителем Колы, а на самом деле предоставил ему полную власть, сюзеренитет перешел к новому правительству.
Риенцо провел через народное собрание постановление о том, что он и викарий папы, Раймондо, будут, как правители государства, именоваться "народными трибунами и освободителями государства".
Аристократы попытались организовать заговор против Колы, но из-за разногласий он провалился. Большинство склонилось к тому, что в данный момент необходимо признать новую власть и подчиниться трибуну, а в то же время пытаться, если возможно, саботировать новые законы.
Первым, кто явился с повинной головой к трибуну, был Стефанелло Колонна, сын Стефано. Кола заставил его поклясться на "теле христовом" (т.е. "освященном" хлебе, употребляемом для причастия) и на евангелии, что он не будет выступать против трибуна и римлян, что будет служить им, не будет давать приюта разбойникам или другим дурным людям, будет держать дороги в безопасности, помогать сиротам и приемышам, не расхищать общественного имущества и являться вооруженным или без оружия по всякому требованию трибуна. Такой присяги требовали затем от каждого синьора.
После Стефанелло Колонна явился представитель враждующего с Колоннами рода — Ринальдо Орсини, затем Джованни Колонна, Джордано и, наконец, сам старик Стефано Колонна. В числе других присягнул Коле и его собственный синьор Франческо Савелло.
Таким образом, переворот, названный Колой и его сторонниками "преобразованием" и "обновлением", 20 мая 1347 года победил во всей Папской области.
Узнав о перевороте, восторженное поздравительное письмо ди Риенцо и римскому народу послал Петрарка. Он писал, что не знает, кого надо скорее поздравлять — Колу или освобожденных им римлян. "Свобода, — пишет Петрарка, — находится посреди вас, а слаще и желательней ее нет ничего; это мы лучше всего узнаем, когда ее теряем".

40 дней, что прошли со дня переворота 20 мая, были отмечены необычайно напряженной и эффективной деятельностью Колы ди Риенцо и его соратников. Из представителей молодежи каждого квартала была сформирована армия. С первых же дней трибуната вооруженные силы стали выполнять задачи административного характера – наводить порядок в городе и его окрестностях, и Рим был очищен от разбойников, воров и авантюристов, обнаглевших под покровительством феодалов. В судах были срочно рассмотрены и ликвидированы нерешенные гражданские дела. Их оказалось свыше 1800. Трибун издал постановления, запретившие гражданским лицам ношение оружия в городе, жестокое обращение с прислугой и азартные игры, издал закон против клеветников, установил правила торговли, препятствовавшие мошенничеству. Наибольший успех имели его экономические реформы. Он отменил подорожные сборы, налог на хлеб и другие потребительские товары (так называемую габеллу), но заставил феодалов, как и остальных горожан, платить «подымный» налог.
Какое-то время дела шли довольно удачно. «Возможно, никогда энергия и настойчивость одной личности не проявлялись столь ощутимо, как в краткое время импровизированной, хотя и кратковременной вспышки реформ в Риме», заметил Эдуард Гиббон, который не дожил до нового, и во многом сходного, периода реформ в Риме. «Логово разбойников»,– продолжает английский историк, – «было подчинено дисциплине по типу военного лагеря или монастыря со строгим уставом: трибунал Кола всегда был открыт для бедняка или иностранца, где их терпеливо и участливо выслушивали, не медлили с приговором, не щадили ни обидчиков, ни их пособников, которым не могли помочь уйти от ответственности ни знатность, ни сан, ни церковный иммунитет». Анонимный хронист писал, хотя и явно преувеличивая: «В это время жуткий страх вселился в души воров, убийц, злодеев, льстецов и всех людей с дурной славой; они бежали, бросая дома, поля, виноградники, жен и детей. Тогда леса и рощи радовались, ибо там не было укрывающихся злодеев; тогда без боязни пахали земледельцы; пилигримы торили дорогу к святым местам, а торговцы шли с товарами по дорогам и тропам». И далее: «Справедливость стала истинной силой: днем и ночью путники шли, не боясь ничего… Возчики, отлучаясь, оставляли груз прямо на улице, и по их возвращении ничего не пропадало».
Через несколько недель такого правления в Риме Кола начал мало-помалу обнаруживать свои секретные планы, направленные вовне. Своей первой задачей он считал объединение всей Италии в большую федерацию под его руководством. Он приступил к ее решению не путем войн или политических интриг, но, так сказать, путем взаимной переписки, рассылая надежных и проворных гонцов с возвышенными письмами на изысканной латыни к правительствам городов Италии, республик и маленьких синьорий. Гонцы эти шествовали пешком и без оружия, в руках имели белую палку как условный знак и были принимаемы почти везде с показным радушием. Довольно скоро начали приходить и ответы, дружеские и уважительные, но уклончивые, а затем и посольства от синьоров и от вольных городов.
В течение всех дней и недель, предшествовавших этим событиям, канцелярия работала в безумном темпе, составляя письма иноземным владыкам все более высокого ранга и изучая их ответы. Кола отправил также посланников к королю Англии и к королю Франции, повелев им прекратить Столетнюю войну, так как это причиняет «большой вред всему христианству». Третье письмо было направлено папе в Авиньон с повелением немедленно примирить двух монархов. Прибыли посланники и к нему с просьбой оказать помощь королю Людовику Венгерскому в его семейных раздорах: его брат, король Андреа, муж королевы Иоанны Неаполитанской, был убит, и тот просил пропустить его войска через римскую территорию для отмщения за причиненную его дому несправедливость. Почти в то же время прибыли посланники и от королевы Иоанны, которая просила трибуна защитить ее и выступить на ее стороне против короля Венгерского. Кола пообещал сделать все возможное и процитировал по памяти в импровизированных ответах обоим посланникам восхитительные и редко вспоминаемые отрывки из Библии.
Кроме того, имел место обмен посланиями со всеми городами Италии для подготовки съезда юристов, который должен был собраться в Риме и в юридически безупречных выражениях зафиксировать права римского народа (все итальянцы за это время были им титулованы как почетные граждане Рима). После того как Римское владычество будет установлено собранием выдающихся знатоков права, никто (юрист Кола в этом не сомневался) не сможет на него посягнуть.
Однако феодалы, пользовавшиеся в Авиньоне большим влиянием, принялись плести интриги против трибуната. Папе внушали, что если он вернется в Рим, Кола ограничит его власть, а решение всех светских проблем оставит за собой, что он враг папской курии – распоряжается имуществом церкви как имуществом трибуната. Омовение Риенцо в купели, где крестился император Константин, и фактическое самопровозглашение, хотя и в присутствии викария, рыцарем Святого духа называли святотатством. В октябре папа посылает в Рим свое доверенное лицо, легата, с поручением найти повод для обвинения Риенцо в ереси или покровительстве еретикам и возбудить против него процесс.
Легат еще не добрался до Рима, когда феодалы, объединившись, начали войну против Колы. У стен Рима произошло сражение, в котором армия баронов была разбита. Но Риенцо проявил нерешительность и не закрепил свою победу, не стал преследовать врага, чтобы захватить его военный лагерь в Палестрине. Впоследствии он сам признавал, что впал в малодушие. У него началась бессонница, сделавшая его неработоспособным, - результат перенапряжения, отчаянных усилий во время преодоления трудностей. Война разоряла население. Прекратился подвоз хлеба, цены выросли. С другой стороны, все биографы говорят о большой перемене, которая произошла в самом Риенцо после того, как он достиг верховной власти. Утверждают, что он забыл про свои правила хорошего правителя, предался роскоши, обжорству и пьянству. Народ охладел к своему трибуну, и Риенцо лишился его поддержки.
3 декабря Климент VI, издал буллу, в которой отлучил Колу от церкви. Но не успела еще бумага дойти до Рима, а трибунат был уже свергнут. Кола покинул город и удалился в Абруцци к монахам-иохимитам. Жена его ушла к монахиням-клариссам.

Кола добросовестно исполнял все уставные требования монашеского ордена и даже помышлял отправиться в Святую землю. Однако его по-прежнему тянуло к политике, а его римские друзья, с которыми он не прерывал связей, подавали ему надежду на возможность возвращения в Рим. Риенцо решил искать поддержки у императора.
В июле 1350 года он под чужим именем явился в Прагу и стал просить аудиенции у чешского короля Карла IV, который был тогда императором Священной Римской империи. Монарх внимательно выслушал его рассказ, в том числе историю о его якобы императорском происхождении, в которую не поверил, попросил изложить все сказанное на бумаге и пообещал во всем разобраться. Но вместо этого, зная, что Кола отлучен от церкви, распорядился его арестовать, посадить в тюрьму и сообщил об этом папе.
Почти два года просидел Риенцо в тюрьме. За это время Климент VI трижды требовал его выдачи. Наконец, Кола сам согласился отправиться на суд папы. Склонный к рискованным предприятиям, он, возможно, готов был снова испытать судьбу, и в июне 1352 года его под конвоем отправили в Авиньон.
О суде Колы в Авиньоне не сохранилось никаких документов. Его якобы приговорили к сожжению на костре, но папа не успел утвердить приговор: 6 декабря скончался. Новый папа, Иннокентий VI, француз по происхождению, юрист по образованию, бывший профессор права, рассмотрел дело Колы и объявил, что в его поступках и речах не было ничего противоречащего христианской религии и поэтому приговор нужно отменить.
В годы после свержения трибуната папская власть в Риме практически бездействовала. Всем заправляли феодалы. В городе то и дело вспыхивали голодные бунты. Новый папа решил отправить Колу в Рим, назначив его сенатором, и 1 августа 1354 года Риенци торжественно въехал в родной город. Народ с почетом встречал его. Однако он столкнулся с еще более бедственным положением горожан, чем семь лет назад. Городская казна была почти пуста, и ему пришлось увеличить налоги, ввести габеллу на вино и на некоторые другие продукты первой необходимости, даже на соль. Началось брожение, которым воспользовались феодалы и натравили население на Колу. Вспыхнул бунт. 8 октября 1354 года толпа с криками «Смерть предателю, который ввел габеллу!» набросилась на него. Один из бывших сторонников Риенцо выхватил кинжал и заколол его. Тело сожгли, а пепел пустили по ветру.
На месте гибели Кола ди Риенцо, на склоне Капитолийского холма, рядом с лестницей Микеланджело, стоит небольшой скромный памятник римскому трибуну. Большинство туристов проходят мимо, не замечая его.

Образ Кола ди Риенцо увлекал людей искусства, таких как Байрон (который посвятил ему одну часть «Странствований Чайльд-Гарольда») или Бульвер-Литтон, автор романа «Риенци, последний римский трибун». Рихард Вагнер сочинил оперу «Риенци», а Габриэле Д’Аннунцио потратил много времени на написание биографии Кола, единственного своего научного, не художественного сочинения. В санях Наполеона, который покидал Москву, была книга «Осуждение Николая, называемого Риенци», написанная аббатом Жаном Антуаном де Серсо и напечатанная в Париже в 1733 г.

По материалам
Википедия
Викизнание
Barzini L. Cjlf di Rienzo, ovvero l’ossessione dell’antichitá, // Gli Italiani: 53 milioni di protagonisti, 1970. Milano, Mandadory, пер. с. итал. В.В. Беляева, оригинал на сайте http://www.sgu.ru/
И.А. Мусский. Сто великих заговоров и переворотов, М. Вече, 2004.
В. Простаков. Кола ди Риенцо

 Отправлено: 21.01.08 06:59. Заголовок: Пьер Террайль де Бая..

Пьер Террайль де Баярд

(по книге Ю.Л. Лубченкова "Сто великих аристократов", М, Вече, 2003)

Его называли «рыцарем без страха и упрека», имя его стало нарицательным, синонимом чести, бескорыстия и воинской доблести. Во истину Пьер Террайль де Баярд является одной из самых популярных фигур рыцарской эпохи.
Баярд родился недалеко от Гренобля в родовом замке Терайлей в 1476 году. Династия Терайлей была одной из самых древнейших в провинции Дофине и славилась рыцарскими подвигами. Многие предки Баярда закончили свою жизнь на полях сражений Так, прадед Баярда погиб в битве при Пуатье, дед пал в сражении при Монреми.
В возрасте пятнадцати лет Баярд остался на попечении своего деда — Георгия дю Терайля, который был Гренобльским епископом. Он возглавлял школу, в которой учился и Баярд, получив соответствующее образование и воспитание. Мальчик от рождения не отличался хорошим здоровьем и физической силой, но стремился усовершенствовать физическое развитие, отдавая много времени гимнастике и различным упражнениям. Все это помогло ему достичь прекрасных результатов в гимнастических занятиях, которые были в школе одним из главных элементов воспитания.
Баярд с детства мечтал посвятить свою жизнь служению Франции в качестве воина. Поэтому с ранних лет он привыкал носить тяжелое вооружение, вскакивать на коня без стремени, преодолевать глубокие рвы и взбираться на высокие стены, стрелять из лука и сражаться мечом. Всю жизнь он помнил советы, которые дала ему его мать, провожая в путь из родительского дома - надеяться на Бога, говорить всегда правду, уважать равных себе, защищать вдов и сирот.
Свою службу Баярд начал, поступив пажом к графу Филиппу де Бож (впоследствии герцогу Сардинскому), а потом к королю Франции Карлу VIII.
На военное поприще Баярд вступил в то время, когда сохранилось лишь звание рыцаря и многие из рыцарских обычаев, но прежнее рыцарское ополчение заменили постоянные войска, частью свои, частью наемные. Рыцарское ополчение набиралось только на случай войны. Именно тогда Франция начала череду войн с Италией, и Баярд до самой смерти «не сходил с коня». Несмотря на то что в этих войнах участвовали такие знаменитые полководцы, как Гонзальв Кордуанский, Педро Наваррский, Добиньи и Монтуазон, имя Баярда также вошло в историю этих войн.
После счастливого поединка со знаменитым бургундским рыцарем Клодом Водрэ Баярд отправился с королем в поход на Неаполь. В частых, почти ежедневных сражениях он проявлял чудеса героизма и всегда отличался высокой честностью. В одном из боев ему удалось взять в плен испанского генерала Алонзо де Майора. За его освобождение по обычаям того времени полагалось получить выкуп, но так как испанец дал честное слово, что не уйдет, пока не пришлют денег, то Баярд приказал освободить генерала от надзора. Но испанец ушел, а вскоре снова попал в плен и, заплатив выкуп, стал рассказывать, что Баярд обошелся с ним очень строго, и всячески клеветал на рыцаря. Тогда Баярд вызвал его на поединок, в котором испанский генерал был убит. Но это был редкий случай, когда поединок Баярд оканчивал смертью противника — его щедрость и великодушие были удивительными.
При Людовике XII Баярд, преследуя разбитого противника, ворвался в Милан, где был взят в плен, но сразу освобожден Людовиком Сфорцой без выкупа в знак уважения к его военным заслугам. Затем Баярд принимал участие в сражение при Наваре и в 1503 году в военных действиях против испанцев в Неаполе. В Италии французам не повезло — Гонзальв Кордуанский заставил их отступать. Они расположились на отдых на берегу речки Гарильяно, через которую был перекинут деревянный мост. Их противники, испанцы, решили наказать французов за такую беспечность. Отряд, в двести кавалеристов, бросился к мосту, чтобы атаковать французов Первым их заметил Баярд и бросился навстречу противнику. Испанцы шли по трое. Баярд защищал мост в одиночку до тех пор, пока не подоспела помощь. Испанцы никак не могли поверить, что им противостоял всего лишь один человек, а король Франции дал в награду храброму рыцарю надпись на герб «Один имеет силу целого войска» Такую же славу принесла ему оборона города Венозы. Затем он сражался против генуэзцев (1507) и отличился в бою при Аньеделло (1509).
Когда у Людовика XII возникли несогласия с папой Юлием II, Баярд был послан на помощь к графине Мирандольской и герцогу Феррарскому. Баярд выдвинул план захвата папы на пути от Сан-Феличе к осажденной Мирандоле, однако совершить задуманное ему не удалось. Один из папских шпионов, перехваченных французами, предложил Баярду отравить Юлия II, однако Баярд с негодованием отверг это предложение.
В 1512 году Баярд получил тяжелое ранение при нападении на лагерь противника у Брешии. В 1513 году в неудачной для французов битве у Гинебата (Пикардия) он вновь оказался в плену, но его противники император Максимилиан и король Генрих VIII отпустили его без всякого выкупа. Император принял Баярда с уважением, а король предложил ему перейти к нему на службу, что было тогда весьма распространено. Но Баярд ответил, что у него «один Бог на небе и одно отечество на земле: он не может изменить ни тому ни другому».
В 1514 году Баярд был назначен правителем родной провинции Дофинэ, а на следующий год он сопровождал в военном походе в Италию французского короля Франциска I.
Баярд подготовил смелый переход Савильяно через Альпы и в Виллафранке взял в плен Проспера Колонну. В бою при Мариньяно Баярд проявил такое бесстрашие, что сам король, которому исполнился 21 год, пожелал быть посвященным в рыцари рукою Баярда. Тот сначала отказывался от такой чести, но король настоял. После посвящения Баярд сказал королю: «Дай Бог, чтобы вы не знали бегства».
В 1521 году за отражение войск Карла V, осаждавших Мезьер, Баярд получил от Франциска I командование ротой телохранителей в сотню человек. Ранее такое отличие предоставлялось только принцам крови.
В 1524 году Баярд был снова отправлен в Италию для завоевания Милана. Поход возглавил адмирал Бонниве, но успеха он не имел. Французы вынуждены были отступить к Альпийским горам через реку Сезию. Баярд командовал арьергардом, когда раненый адмирал передал ему командование над всей армией. Баярд отдал приказ удерживать мост через реку и сам бросился на испанцев, но был ранен в бок мушкетной пулей, раздробившей ему поясницу. Понимая, что скоро он умрет, Баярд приказал положить себя под дерево лицом к противнику. «Я всегда смотрел им в лицо и, умирая, не хочу показывать спину», — сказал он. Он отдал еще несколько приказаний, исповедовался и приложил к губам крест, который был у него на рукоятке меча. В таком положении и нашли его испанцы. К умирающему Баярду подошел коннетабль Карл де Бурбон, перешедший на сторону Карла V, и выразил свое сожаление о случившемся. Превозмогая боль, Баярд отвечал ему: «Не обо мне должны вы сожалеть, но о себе самом, поднявшем оружие против короля и отечества». Как жизнь, так и смерть этого славного воина были рыцарски образцовыми.

 Отправлено: 21.01.08 21:09. Заголовок: Классно! Serg, спаси..

Классно! Serg, спасибо большое - как всегда, очень интересно и познавательно:)
А еще мне кажется, что эти две истории очень "киношные":)))) В том смысле, что могли бы получиться интересные, захватывающие фильмы по этим биографиям:))

 Отправлено: 21.01.08 21:12. Заголовок: Еще одна весьма инте..

Еще одна весьма интересная и загадочная личность

Нострадамус


Можно смело сказать: плохую службу сослужили дожди в Провансе в середине XVI века, ставшие в конечном счете источником одной из самых страшных эпидемий за всю историю Франции. На протяжении нескольких лет смерть завладела этой страной, и когда Нострадамус прибыл в столицу Прованса город Экс, ему показалось, что он попал в ад: трупы валялись на улицах во множестве, а из окон доносились только стоны и плач. Врачей в городе не было — все они или уже умерли, или еще умирали, другие и вовсе бежали из Экса, называя его «проклятым местом». В течение последующих 270 дней Нострадамус день и ночь трудился, борясь со смертельной заразой. По его приказу, с улиц города убрали все трупы, а сами улицы привели в порядок. Всем больным и здоровым было предписано соблюдать строгие правила гигиены, а на знаменитые розовые пилюли врач тратил все деньги, которыми располагал, раздавая их затем бесплатно на улицах. Усилия вкупе с опытом не пропали даром: чума отступила, и Мишель Нострадамус из изгоя превратился в национального героя. Отцы города даже назначили ему пожизненное содержание, а жители буквально засыпали его подарками и другими выражениями благодарности. Еще некоторое время после этого врач продолжал свои скитания, кочуя из города в город вслед за чумой, пока наконец в 45 лет не почувствовал тягу к оседлой жизни и не обосновался в городе Салоне, где женился на богатой вдове Анни Позар Гемель.

Именно с этого момента и начинается двойная жизнь повидавшего виды врача, прекрасного семьянина и заботливого отца. Точнее, жизнь не столько двойная, сколько разделенная на две такие непохожие друг на друга части. С одной стороны, жители Салона знали доктора как прекрасного специалиста и добродушного человека с хорошим чувством юмора, с которым всегда можно было поговорить по душам. С другой — по ночам в окнах этого добряка долго горел свет и, присмотревшись, можно было увидеть силуэт склонившегося над бумагами Нострадамуса, строчившего свои бесконечные послания людям, которые еще не родились. Современники говорили, что в глубине глаз этого мудрого и очень сострадательного человека всегда читалась легкая грусть. Или усталость? Независимо от того, смеялся ли он, объяснял тайны гороскопа или делился с соседями чисто житейским опытом. Но в то же время эти светло-серые, с теплым оттенком глаза были полны решимости — сказывалась привычка чуть ли не ежедневно заглядывать в самые отдаленные закоулки будущего, со всеми его убийствами, войнами, несправедливостями.

Невольно ловишь себя на мысли, каким же мужеством надо обладать, чтобы уметь смотреть на все это? Смотреть и не сойти с ума. А он не просто смотрел — судя по его эмоциональным записям, он являлся непосредственным участником всех открывающихся ему событий, переживая их точно так же, как впоследствии люди будут переживать их на собственной шкуре. Только врач, избавивший от страха чумы многие города, лично видевший тысячи смертей, в том числе смерть любимой жены и двоих детей,— только он мог без страха исследовать войны будущего с их многомиллионными жертвами и орудиями непостижимой разрушительной силы. И невольно напрашивается вывод, что без такого богатого жизненного опыта, щедрого на трагедии и опасности, без блестящего образования и, конечно же, главной опоры — душевного равновесия, позволившего преодолеть все преграды, Мишель Нострадамус никогда не был бы тем, кто он есть. Только уникальное сочетание всех этих факторов сформировало ум и душу пророка, сделав его своеобразным посредником между прошлым и будущим.

«Так как обычно принято утверждать, что знание о будущих событиях точным знанием являться не может, то дело обстоит таким образом, что я поначалу не верил в свою возможность предсказывать посредством моих природных данных, унаследованных от предков. Я все время недооценивал свои способности, данные мне природой...» — писал пророк в «Послании Генриху II». Согласитесь, именно это такое понятное чувство неуверенности создает его живой человеческий портрет, так непохожий на суровый и важный лик, который часто красуется на гравюрах, но к настоящему Нострадамусу имеющий весьма слабое отношение. Конечно же, первое время он сомневался, не зная, приписывать ли свои видения снам или галлюцинациям, и лишь потом, когда они стали более ясными, чем сама реальность,— поверил. Более того, он понял и осознал сам механизм связи с Божественным, чуждый какой бы то ни было мистики и проявляющийся только по Его волеизъявлению. Но даже тогда пророк не спешил публиковать свои озарения, справедливо полагая, что предстать перед судом инквизиции никогда не поздно.


Только в 1550 году вышел первый альманах Мишеля Нострадамуса с пророчествами, состоящими из двенадцати четверостиший-катренов, каждый из которых содержал предсказание на один из месяцев грядущего года. Немудрено, что альманах завоевал огромную популярность, в то время как инквизиции при всем желании не к чему было придраться — обтекаемые фразы катренов и ссылка на точную науку астрологию не давали к этому никакого повода. В дальнейшем такие альманахи публиковались регулярно каждый год, вплоть до самой смерти автора. Этот опыт был своеобразным «пробным камешком» доктора медицины, и, поскольку он оказался успешным, в 1554 году провидец начал упорную работу над центуриями, долженствовавшими заглянуть в намного более отдаленное будущее.

Замысел Нострадамуса состоял в следующем: десять центурий по сто катренов-четверостиший в каждой. Таким образом получается около тысячи катренов. Если же учесть, что само слово «центурия» означает «сотня», «столетие», выходит, это своеобразный прогноз на ближайшую тысячу лет (хотя на самом деле, как вы убедитесь в дальнейшем, намного меньше). В 1555 году в Лионе вышли в свет первые три центурии, позже, в том же году,— конец четвертой и тома с пятого по седьмой, и все эти пророчества, выпущенные довольно скромным тиражом, принесли автору бешеную популярность во Франции — наверное, не было в то время человека, который хотя бы краем уха не слышал о знаменитом пророке. Другое дело, находилось немало скептиков, называющих катрены обычной тарабарщиной, а также завистливых конкурентов, прямо обвиняющих автора в связи с нечистой силой.

Трудно даже представить, какому смертельному риску подвергал себя этот человек, если вспомнить все средневековые процессы над ведьмами и колдунами, все зверства распоясавшейся инквизиции, на алтарь которой клались сотни тысяч невинных жизней. Ясно, что он рисковал невероятно, но во имя кого или чего? Зачем вообще было писать письмо в будущее, если шифр этого письма не поддается расшифровке и даже прошлое по нему узнать почти невозможно — не то что заглянуть за горизонт? Впрочем, об этом немного позже. Пока же остановимся на одном из фактов биографии Мишеля Нострадамуса — его отношениях с особами королевского рода. Точнее, на одном из фактов, очень важного для нашего дальнейшего расследования.

Как уже говорилось, к пророчествам Нострадамуса его современники относились по-разному, и диапазон их чувств варьировался от самого острейшего неприятия до признания и даже нескрываемого восторга. Однако королевский двор Екатерины Медичи в этом смысле отличался редкостным однообразием: сама Екатерина была пылкой поклонницей таланта пророка, а потому и все особы, приближенные к королеве, спешили выразить ей свою полную солидарность. Будучи на публике рьяной католичкой, на самом деле Екатерина оставалась преданной языческим обрядам. Она свято верила в силу магии, алхимию и предсказания будущего, нередко просчитывая результаты своих придворных интриг посредством карточного гадания или ритуалов с магическим зеркалом. Неудивительно, что когда королева прочитала 35-й катрен первой центурии Нострадамуса, не предвещающий ее супругу ровным счетом ничего хорошего, она в тревоге показала его Генриху II.

В отличии от жены Генрих не был подвержен мистицизму, не особо веря во всю эту «оккультную чепуху». Однако даже он обеспокоился не на шутку. Дело в том, что за некоторое время до того придворный астролог Люк Горик также предупредил короля, что на 41-м году жизни ему угрожает смертельная опасность от ранения в глаз на турнире или каком-либо другом символическом поединке. Вот почему перепуганный Генрих срочно вызвал Нострадамуса из Салона в надежде уточнить некоторые части зловещего пророчества.

Не медля ни минуты, Нострадамус отложил все свои дела и отправился в нелегкое путешествие в Париж, занявшее у него порядка двух месяцев. Ночью 15 августа 1556 года 53-летний пророк, которому, надо думать, нелегко далась многонедельная гонка по далеким от идеального состояния проселочным дорогам Франции, прибыл в столицу, а уже на следующее утро отправился в загородную резиденцию короля Сен-Жермен-ан-Лайе, дабы засвидетельствовать ему свое почтение. Десятки придворных сбежались взглянуть на знаменитость, и сама королева встретила его восторженно, задавая бесчисленные вопросы. Что же касается Генриха, то он держался настороженно, не проявляя к Нострадамусу особого интереса, как будто не по его высочайшей воле тот мчался Бог знает откуда, меняя лошадей и не давая себе отдохнуть.

Напротив, как только он узнал от астролога все, что касается относящихся непосредственно к нему зловещих катренов, Генрих тотчас покинул собравшихся. Но самое большое разочарование ждало пророка спустя некоторое время, когда король и королева прислали ему свое царское вознаграждение. Такое, что даже далекий от корысти Нострадамус, сотни раз лечивший задаром бедняков, не на шутку рассердился высочайшим подарком. Да, раздавая лекарства нищим, он знал заранее, что с них нечего взять, но когда монархи одного из самых богатейших государств в Европе присылают ему «благодарность» в размере 130 крон (100 от Генриха и 30 от Екатерины), понять это очень трудно. Ведь только на эту двухмесячную поездку, вытрясшую из него, казалось, всю душу, Нострадамус потратил 100 крон из своего собственного кармана. ---Таким образом, получилось, что плата за жизненно важное для короля предостережение составила каких-то 30 крон, а этих денег не хватит даже на обратную дорогу.

Вот почему, досконально зная всю предысторию, не веришь себе, вчитываясь в льстивые на первый взгляд строки «Послания Генриху II». Этого просто не может быть! «Непобедимому Генриху, самому могущественному и всехристианнейшему королю... Я никогда не перестану превозносить и чтить тот день, когда я впервые возымел счастье предстать перед Вашим неповторимым в своем роде и в то же время дружелюбным Величеством». Неповторимым — да! Но дружелюбным? Впрочем, в любом случае теперь, когда биография пророка лежит перед вами как на ладони, ответьте, что могло заставить Нострадамуса превратиться в придворного льстеца? Как вообще могло получиться так, что человек, прошедший огонь, воду и медные трубы, закаленный всеми возможными почестями и невзгодами и вдобавок ко всему имеющий прочную связь с Божественным, позволяющую ему видеть то, что скрыто ото всех, вдруг изменил сам себе и всем принципам только лишь для того, чтобы добиться милости монарха, которого (как он знал точно) всего через пару лет уже не будет в живых? Кстати сказать, придворный этикет того времени при письменном обращении к королю вполне позволял обходиться гораздо менее звучными эпитетами, чем «всехристианнейший» и так далее.

«Поэтому я и направляю мои посвящения — ночные и пророческие наития — Вам, наиразумнейшему и мудрому правителю»... Ну, разве это не странно? К моменту написания этих строк король Франции не успел сделать ничего особенно мудрого или разумного. Более того, Нострадамусу, как никому другому, было известно, что и времени на будущие свершения у него тоже не осталось.

Молодой лев превзойдет старого На поле битвы в одиночном поединке, Он пронзит его глаза через золотую клетку, Две раны в одном, затем умрет мучительной смертью.

Так гласил 35-й катрен первой центурии. Тот самый, ради объяснения которого пророк отправился в далекий трудный путь.

В 1559 году это пророчество сбылось вплоть до мельчайших подробностей. Молодой капитан шотландской гвардии граф Монтгомери на заключительном этапе турнира, устроенного королем в честь свадьбы своей дочери с испанским королем, сразился с Генрихом, на чьем щите красовалось изображение льва. Осколок копья Монтгомери проломил золотое забрало короля, так похожее на «золотую клетку», и вонзился в его левый глаз. Спустя несколько дней страшных мучений король скончался. Молодой лев победил старого...

Так почему же, спрашивается, именно этому не самому выдающемуся человеку, жить которому оставалось считанные месяцы, посвятил Нострадамус самую важную (как мы увидим в дальнейшем) и самую необычную часть своей работы? И почему в так живо нарисованном им портрете Генриха не видно ни единой черты реального короля, но зато угадывается совсем другой человек, перед которым великий пророк действительно был готов преклонить колена? Ответ, который напрашивается на все эти вопросы, невероятен. Однако мы считаем, что он единственно приемлемый в данной ситуации.

Нострадамус никогда не писал Генриху II, жадному королю и человеку, которого он не уважал. Он отправлял послание кому-то другому, но хотел, чтобы королевский дом сыграл роль почтальона, доставив письмо прямо до пункта назначения. Поскольку адресат его — тоже Король, но Король с большой буквы — находился в далеком будущем, то никто лучше правящей верхушки Франции не мог гарантировать посланию сохранность в столь длительном путешествии, длиною в несколько веков. Что же касается переводчика, то есть человек, который раскроет потаенный шифр и донесет его до ушей адресата,— то и он, несомненно, когда-нибудь должен был появиться. В нужное время и в нужном месте.

Книги: "Расшифрованный Нострадамус", "Тайна имени", "Последняя тайна Нострадамуса"
Иточник здесь

 Отправлено: 31.01.08 17:55. Заголовок: Елизавета I Тюдор (E..

Елизавета I Тюдор (Elizabeth I) (1533–1603) -
королева Англии, способствовавшая созданию образа Золотого века, который, как принято считать, пришелся на ее правление. Елизавета родилась в Гринвичском дворце (ныне в Лондоне) 7 сентября 1533. Ее отцом был король Генрих VIII, а матерью – Анна Болейн, бывшая фрейлина первой жены Генриха, Екатерины Арагонской. Чтобы жениться на Анне, король развелся с Екатериной и вышел из подчинения папской власти, провозгласив себя в 1534 главой английской церкви. В мае 1536 Анна Болейн была казнена по обвинению в прелюбодеянии, хотя ее трагический конец объясняется главным образом тем, что она не смогла родить Генриху сына, который стал бы наследником престола.

Ранние годы
В период между смертью отца в 1547 и собственным восшествием на престол в 1558 Елизавете пришлось претерпеть тяжкие испытания, наложившие отпечаток на ее характер. В правление своего единокровного брата Эдуарда VI (1547–1553) она была невольно вовлечена в заговор Томаса, лорда Сеймура, лорда-адмирала. Завидуя своему брату Эдуарду Сеймуру, герцогу Сомерсету, протектору королевства во время несовершеннолетия Эдуарда VI, Томас совершил ряд необдуманных поступков, заставившим предполагать, что он лелеет планы государственного переворота. Вершиной безрассудства был план женитьбы на Елизавете. В январе 1549 Томас был взят под стражу.

В правление Марии Тюдор (Марии I), единокровной сестры Елизаветы (1553–1558), над Елизаветой нависла еще более серьезная угроза. Мария находилась в достаточно сознательном возрасте, когда Генрих развелся с ее матерью Екатериной, чтобы глубоко прочувствовать связанный с этим позор. Она стала фанатичной католичкой с происпанскими симпатиями, подозрительной и исполненной негодования в отношении дочери Анны Болейн. Заняв престол, она вышла замуж за Филиппа, наследника испанского престола, что породило множество заговоров, главным из которых было восстание Томаса Уайета в январе 1554. Хотя внешне Елизавета покорилась вновь введенной католической религии, протестанты неизбежно стали связывать с ней надежды на успех своего дела, и поэтому само ее существование составляло угрозу для Марии. После восстания Уайета Елизавета была арестована и помещена в Тауэр, где она провела два месяца в Тауэре, а затем в течение года содержалась под пристальным надзором в Вудстоке (близ Оксфорда).

Елизавета взошла на престол 17 ноября 1558.
ВНЕШНЯЯ ПОЛИТИКА И ВОПРОСЫ РЕЛИГИИ


Актуальные проблемы, 1558–1568. Вопрос о новом церковном устройстве был поднят на заседании парламента, которое состоялось в январе 1559. Королева проявила готовность вновь отделить английскую церковь от Рима и от папства, но в прочих отношениях желала действовать осторожно и в консервативном духе. Палата общин настаивала на проведении бескомпромиссной радикальной реформы. Сама королева предпочитала епископальную организацию церкви и церковную службу, принятую в т.н. «высокой церкви». В конце концов был достигнут компромисс, известный как via media (лат. «средний путь»). Елизаветинские реформы определили характер Англиканской церкви вплоть до сегодняшнего дня, однако породили неудовольствие как католиков, так и протестантов.

Государственные деятели и парламент были серьезно озабочены проблемой протестантского будущего страны, поскольку Елизавета была последней представительницей династии Тюдоров. Как собственный выбор, так и политические соображения привели к тому, что Елизавета осталась Королевой-Девственницей. Протестанты были полны решимости не допустить на престол католичку, шотландскую королеву Марию Стюарт, имевшую права на английскую корону. Елизавета осталась фактически в полном одиночестве, решив оставить в неопределенности вопрос о престолонаследии. Долголетнее, почти 45-летнее царствование подтвердило ее правоту, но на первых порах упрямство королевы приводило к изъявлениям неудовольствия как со стороны ближайших советников, так и парламента, особенно в 1566.

В этот период на первый план вышли отношения с Шотландией. Реформация бурно заявила о себе в Шотландии в 1559 – в форме восстания против Марии Гиз, француженки-регентши, правившей от имени своей дочери Марии Стюарт, являвшейся тогда как королевой-супругой Франции, так и правящей королевой Шотландии. Елизавете пришлось вмешаться, чтобы помочь мятежникам вытеснить французов из страны. В 1562, а также в течение длительного времени после этого она вмешивалась во внутренние дела Франции, оказывая поддержку мятежной гугенотской (протестантской) партии, а еще позднее поддержала голландских протестантских мятежников, выступивших против Филиппа II, короля Испании.

В 1561, когда муж Марии Стюарт Франциск II умер, она возвратилась на родину. Началась непростая и во многом спорная история личных взаимоотношений двух королев. В отличие от Елизаветы, Мария не была государственным деятелем. После убийства своего второго мужа Генриха Стюарта, лорда Дарнли, она была низложена и заключена в тюрьму. Бежав из заключения, Мария проиграла своим оппонентам, одержавшим верх над ее войсками, после чего перешла границу и оказалась в Англии.
Годы католической угрозы, 1568–1588.
Проблема Марии Стюарт. Прибытие Марии в Англию в мае 1568 создало проблемы для Елизаветы. Английское правительство содержало Марию в качестве пленницы, и в силу этого она неизбежно стала центром притяжения оппозиции.

Вскоре в Англии началась смута, связанная в том числе с присутствием Марии: в конце 1569 мятежники подняли восстание на севере, за которым в феврале 1570 последовала известная папская булла, провозглашавшая Елизавету низложенной, а также освобождавшая ее подданных от присяги на верность королеве. Подобно тому, как при Марии Тюдор за границу бежали протестанты, при Елизавете то же самое были вынуждены делать католики. На континенте были основаны семинарии, в которых воспитывались и получали образование католические юноши, после чего их отправляли обратно в Англию как миссионеров. Цель папства состояла в том, чтобы с помощью светских властей Испании и партии Гизов во Франции свергнуть Елизавету и возвести на трон Марию Стюарт.

Министры королевы и парламент стали требовать все более суровых законов против католиков, особенно в отношении миссионеров. В 1572, после того, как был раскрыт заговор Ридольфи (первый из знаменитых заговоров против Елизаветы), в который была вовлечена Мария, парламентарии и министры потребовали ее обвинения в государственной измене. Елизавета вмешалась, и осуждение не состоялось. Когда было принято более умеренное постановление, лишавшее Марию права на английский трон, Елизавета наложила на него свое вето.

Начиная с 1580 ряды семинарских священников были укреплены иезуитами. В том же году Испания присоединила к своим владениям Португалию. Длительное содействие Елизаветы восстанию Нидерландов против власти Испании, а также налеты англичан на испанские колонии разожгли конфликт.

В 1584, вскоре после раскрытия заговора Трокмортона в Англии стало известно об убийстве католиком Вильгельма Молчаливого в Нидерландах. Протестанты в Англии образовали т.н. Договор ассоциации, заявленной целью которого была немедленная расправа с Марией Стюарт в том случае, если на их собственную королеву будет совершено покушение.

Смерть Вильгельма Молчаливого лишила голландское восстание лидера, что вынудило Елизавету осенью 1585 послать на помощь голландцам английские войска под командованием графа Лестера. Столь открытое вмешательство было эквивалентно объявлению войны. В 1586 был раскрыт заговор Бабингтона, имевший целью убийство Елизаветы и возведение на престол Марии. Мария приняла участие в заговоре, была отдана под суд и приговорена к смерти в соответствии с постановлением парламента, принятым в 1584–1585. Парламент был созван осенью 1586, и его единогласное, повторенное неоднократно требование не оставило королеве выбора. Мария была казнена 8 февраля 1587.

 Отправлено: 31.01.08 17:58. Заголовок: Продолжение: Испанск..

Продолжение:
Испанская Армада. Смерть Марии дала толчок «Католическому Предприятию» (так его называли) против Англии. Поздним летом 1588 Испанская Армада вышла в море, чтобы разгромить английский флот и прикрыть высадку на английском побережье испанской армии. В решающем морском сражении, продолжавшемся более восьми часов, Непобедимая Армада была побеждена и рассеяна. На пути в Испанию она понесла тяжелые потери от штормов.

Шаги против Испании, 1588–1603. Хотя формально война между Испанией и Англией так никогда и не была объявлена, открытый конфликт продолжался. В 1589, когда был убит король Франции Генрих III, Елизавета оказалась втянутой в противоборство на новом фронте. Французская католическая лига, которой помогала Испания, противилась восшествию на престол законного наследника Генриха IV, вождя гугенотской партии, и Елизавета помогала ему в его борьбе.

ВНУТРЕННЯЯ ПОЛИТИКА

Министры королевы. Ни один монарх тогда или раньше не проявлял такой верности приближенным, как Елизавета. Все министры Елизаветы были подобраны ею самой. Первым ее кандидатом был Уильям Сесил, лорд Бёрли – на него она полагалась больше, чем на кого-либо другого. Среди других советников Елизаветы были Фрэнсис Уолсингем, Уолтер Майлдмей, Томас Смит и Роберт Сесил (сын Уильяма). Несмотря на то, что министры сами были незаурядными людьми, Елизавета неизменно оставалась их госпожой и повелительницей. Кроме министров, она имела придворных. Наиболее заметными фигурами среди них были граф Лестер, Кристофер Хаттон и Роберт Девере, граф Эссекс. Уолтера Рэлея и Фрэнсиса Бэкона Елизавета предпочитала держать на краю политического поля, потому что, не доверяя их человеческим качествам, высоко ценила способности этих придворных.

Бёрли, проживший до 1598, желал передать должность и влияние своему весьма способному, но страдавшему физическим недостатком младшему сыну, Роберту Сесилу. Препоной к осуществлению этого намерения Бёрли оказался молодой аристократ, граф Эссекс, человек неотразимого обаяния. Эссекс удостоился громкой славы и лестных оценок при захвате Кадиса в 1596, однако, когда к его военным амбициям прибавились политические, он столкнулся с Сесилами. При том что Елизавета сделала Эссекса своим «фаворитом» и восторгалась его качествами, она не была очарована им настолько, чтобы сочувствовать его опасным политическим целям. Елизавета намеренно продвинула Роберта Сесила наверх, в то же время оказывая противодействие Эссексу в его попытках выдвинуть своих кандидатов на высшие должности. Между королевой и ее фаворитом произошел также ряд личных столкновений. Однажды Елизавета схватила повернувшегося к ней в бешенстве спиной и собиравшегося уйти прочь Эссекса за ухо (в другом варианте – дала ему пощечину), и тогда он угрожающе взялся за эфес шпаги, вскричав: «Такой дерзости я не потерпел бы даже от вашего отца! Я ваш подданный, но не раб!»

Кульминационным моментом истории с Эссексом явился 1599, когда ему было поручено подавить восстание Тирона в Ирландии. Получив от правительства все затребованные ресурсы, Эссекс не подчинился инструкциям, полученным из Лондона, потерпел неудачу в исполнении поставленной задачи и заключил с мятежником перемирие. После этого он, также вразрез с приказаниями, вернулся в Англию. В феврале 1601 Эссекс совершил открытую измену, попытавшись поднять Лондон против королевы и ее советников, был отдан под суд и казнен (25 февраля 1601).

Пуритане и парламент. Королева была непоколебима в противодействии пуританству, и в 1583 она назначила архиепископом Кентерберийским Джона Витгифта, главного оппонента пуритан.

Но оппозиция не собиралась сдаваться. Часть духовенства обратилась к пресвитерианству. Постепенно было создано хорошо организованное движение, целью которого было уничтожение епископата. Пуританское духовенство стремилось действовать, используя политические рычаги и влияя на своих сторонников в палате общин. В результате Елизавете пришлось вести борьбу с палатой общин, которая вплоть до последнего десятилетия ее правления симпатизировала почти исключительно пуританам. Парламентарии постоянно вступали в конфликт с королевой, и не только по вопросам, связанным с реформой англиканской церкви, но и по вопросам о необходимости брака, о престолонаследии, обращении с Марией Стюарт.

Парламент был фанатичным противником католицизма, здесь собрались самые преданные приверженцы королевы в ее борьбе против Марии и Филиппа II.

Правление Елизаветы было одним из наиболее динамичных периодов в английской истории. Протестанты с самого начала считали, что ее сохранило само Провидение. По мере того как правление Елизаветы сталкивалось со все большими внутренними и внешними опасностями, любовь народа к королеве возрастала и перешла в настоящий культ.

Елизавета умерла в Ричмондском дворце (ныне в Лондоне) 24 марта 1603; вероятно, в последний момент она назвала или указала на шотландского короля Якова VI как на своего преемника.



По материалам энциклопедии Кругосвет

Книга Б.Грибанова "Елизвета I, королева Англии"