Отправлено: 16.05.16 00:29. Заголовок: Степная империя

Аннотация:
Рискну предложить местной публике начальные главы моего романа, посвященного истории индоиранцев в первой половине второго тысячелетия до нашей эры. Место действия - Южный Урал и окружающие его степи. Исторические реалии - Страна городов и наследующие ей Андроновская культура и Культура срубов. Временной период - от падения державы шумеров в Месопотамии до начала вторжения арьев в Пенджаб. Основной антураж: создание единого государства, завоевания, религиозный раскол, переросший в национальный, сожжение Аркаима, изгнание дардов, чьи вожди впоследствии удачно сумели возглавить хурритов в северной Месопотамии и создать собственную державу Митанни, разделение индо-иранской державы на две противоборствующие части, новые кризисы и окончательный упадок. Комментарии всячески
приветствуются. В дальнейшем буду выкладывать новые главы по мере их написания.

Часть 1. Легендарное начало.

Глава 1. Путем Шлимана.

- Филь, ты серьезно надеешься что-то найти в этой степи? Там же поблизости даже
курганов нет!

Филипп Лодейников, доцент исторического факультета МГУ, недавно получивший
разрешение на археологические раскопки на берегах Иртыша, усмехнулся:

- Вить, скифские курганы относятся к более позднему периоду, чем тот, что
интересует меня.

- Ну да, я помню, ты же защищал диссертацию по южно-уральской синташтской
культуре первой половины второго тысячелетия до нашей эры, - кивнул его коллега
Виктор Ращупкин. - Только какое это имеет отношение к Иртышу?

- Просто у меня давно возникли сомнения, что эта культура только южно-уральская.
Помнишь, в прошлом сезоне мы раскапывали одно небольшое городище в восточных
предгорьях Уральского хребта?

- Слышал, но вроде как никаких сенсационных находок там не было.

- Ну, это как сказать... На некоторых камнях там были замечены фрагменты
какого-то рисунка, я попытался сложить этот паззл, и вышло нечто похожее на
дорожную схему.

- Древняя карта?

- Да, для не шибко грамотных караванщиков. Суть в том, что все отмеченные на
них дороги идут на восток, к Тоболу и далее к Иртышу. И на пересечениях
караванных путей с этими реками видны три пока не расшифрованных символа,
которые, по моему мнению, должны обозначать города.

- Что-то не припоминаю никаких археологических находок в этих местах...

- Разумеется, ведь до сих пор никому и в голову не приходило устраивать там
раскопки. Якобы нет никаких указаний на существование там каких-либо древних
цивилизаций.

- А по-твоему есть?

- Вить, ну ты вспомни, как совершались самые выдающиеся археологические
открытия. В результате случайных находок или действий явных дилетантов,
руководствовавшихся легендами, которые академическая наука отказывалась
воспринимать всерьез! Тому же Шлиману многие наши коллеги до сих пор не могут
простить его удачливости. Отправиться на поиски с томиком Гомера в руках и по
его указаниям откопать легендарный город! И что, многих это чему-нибудь научило?
Вон, на Балканах давно находили одиночные ювелирные изделия, указывающие на
наличие там высокоразвитой культуры еще в пятом тысячелетии до нашей эры, но
никому же и в голову не пришло проводить целенаправленные исследования?
Потребовалось, чтобы в Болгарии экскаватор случайно зацепил древний клад и
извлек из земли целый ковш золотых изделий, чтобы почтенные научные мужи,
наконец, признали очевидное!

- Ну да, никому просто в голову не могло прийти, что Балканская цивилизация
может оказаться древнее Египетской или Месопотамской.

- А все почему? Не было указаний в письменных источниках! На самом деле мы
просто не представляем реальной картины древнего мира до начала железного века.
Где имеются хоть какие-то письменные источники, которые по счастью удалось
расшифровать, тех более-менее знаем. Где ничего не сохранилось или не удалось
расшифровать, как, к примеру, на Крите, начинаем гадать по захоронениям и
черепкам. А если даже захоронений не осталось? Не разрешенных загадок, между
тем, прорва. Кому принадлежат циклопические сооружения из камней на Балеарских
островах? Что за города лежат на дне Средиземного моря? Кто на самом деле
создал подземные города в Каппадокии? Что представляет из себя легендарный
шумерский Дильмун? Какова истинная роль Элама, вечно соперничавшего и с
шумерами, и с аккадцами, и с амореями и окончательно разбитого только
ассирийцами? Куда делись сами шумеры после разгрома их державы амореями,
"сгинули, аки обры" или, как утверждает Олжас Сулейменов, смешались с будущими
тюрками? В чем причины падения Хараппской державы в долине Инда? Сино-кавказская
цивилизация на Балканах так и сгинула под ударами индоевропейцев или продолжила
где-то свое существование? Ну и самое для меня интересное: откуда действительно
пришли арьи и иранцы и почему их религии оказались зеркальным отражением друг
друга? Ведь российские ученые ездили, да и до сих пор ездят в Египет в поисках
следов древних цивилизаций, а ту, что лежала у них под самым носом, упорно не
хотели замечать. Аркаим, как ты помнишь, открыли в результате аэро-фотосъемки, и
если бы не она, прародина индо-иранских народов так и оставалась бы никому не
известна. А ведь были указания в легендах, были! Эндрю Коллинз специально
исследовал легенду о прародине иранцев. Там говорилось, что она находилась
севернее самого большого в Азии озера. Это, как известно, ничто иное, как
Каспийское море, следовательно, прародина иранцев располагалась на Южном Урале,
до которого в те времена практически доходили воды Каспия. Тем не менее, даже
Коллинз, в консерватизме никак не замеченный, отбрасывает эту гипотезу и
объявляет пресловутым "крупнейшим озером" озеро Ван на Армянском нагорье. Оно
действительно самое большое в Передней Азии, но Каспию по площади уступает в
десятки раз. Так что даже самые передовые ученые, случается, руководствуются
заскорузлыми представлениями, пусть и освященными давней научной традицией.

- Ну так Аркаим же в итоге раскопали и вроде как признали центром этой самой
прародины. Что же тебя не устраивает?

- Знаешь, мне ведь там тоже довелось побывать. Утверждают, что это был крупный
для своего времени город. Да, хотя в шумерском Уре, например, жителей было на
порядок больше, до ста тысяч человек. Это крупнейший металлургический центр
первой половины второго тысячелетия до нашей эры. Безусловно, это так, и можно
себе представить масштабы державы, потребности которой он обслуживал. Это
крупный религиозный и административный центр. А вот тут закавыка. Для небольшого
племенного союза он бы в этом качестве сошел, но на столицу крупного государства
как-то не тянет. Частных дворов много, а где крупные общественные и
административные здания, царский дворец, наконец? Все, что я там видел, на эту
роль не тянет никак. Почему бы ни предположить, что это только металлургическая
база державы, ну, как нынешний Магнитогорск на том же Южном Урале, а столица
находилась где-то в стороне, там, где много воды и легче коммуникации? Побережья
Иртыша и Тобола для этой роли вполне подходят. Известно, что кочевые народы свои
столичные города строили именно на больших реках.

- Но ведь берега этих рек давно обжиты, если бы там что-то было, следы его давно
были бы найдены.

- Вить, в засиженной людьми Месопотамии до сих пор не могут отыскать Аккад -
столицу одной из великих древних держав! То есть можно предположить, что один из
до сих пор не раскопанных глиняных холмов - это именно он и есть, но когда еще
до них до всех руки дойдут. А вот про развалины Вавилона точно известно, что там
сохранились памятники только ассирийского, халдейского и персидского периодов, а
следы времен аморейского и кассидского владычеств сгинули без следа, после того
как ассирийцы снесли захваченный город и прорыли на его месте каналы. Вода,
знаешь ли, все способна размыть! Даже знаменитая плита с законами Хаммурапи
сохранилась только потому, что победители эламцы увезли ее в свое время к себе в
качестве трофея. Мало ли городов, стоящих на низких берегах рек, оказались в
итоге погребены под речными отложениями. Тем паче, что времени для этого в нашем
случае было предостаточно - аж три с половиной тысячи лет! Культурного слоя там
нет, на поверхности - никаких следов проживания человека, а что под намытым
водой песком может лежать что-то ценное, поди разбери.

- И что же ты тогда надеешься найти, если все размыло и занесло песком?

- Западная Сибирь - это все же не Месопотамия, где все дома строили из
необожженной глины. В Аркаиме были бревенчатые строения, а в захоронениях
Андроновской культуры используются уже и каменные плиты, почему бы не
предположить, что в предполагаемой столице были каменные и бревенчатые здания.
Даже после обрушения стен их обломки не могло далеко унести. Плюс предполагаемые
подвалы. Короче, если хорошо покопаться, какие-то следы все равно можно будет
отыскать.

- Допустим, но вопрос где? Даже у Шлимана были лучшие ориентиры. Схема твоя
все-таки весьма приблизительная, русла рек за тысячелетия наверняка поменялись,
так что привязок к местности практически никаких. На что ты надеешься?

- Будешь смеяться, Витя, но только на свою удачу и интуицию. А вдруг повезет?

- Ну, Филь, тогда удачи тебе!

Глава 2. Размышления придворного.

Васашатта, глава Торгового приказа Индраварты, потянулся, лежа в постели. Асуры
тут все побери, надо вставать. Шуттарна, сатрап Каменного Пояса, накануне
прибывший в столицу, долго ждать не станет, у него там на границе опять
неспокойно, арианцы, неудовлетворенные продукцией своей единственной
медеплавильни, которую им удалось разместить в Каргале, упорно лезут на
имперские земли, и каждый последующий набег становится все более многолюдным и
трудно отражаемым, словно им уже тесно стало там, в своих Заяикских степях.
Уже и подумать странно, что каких-то два века назад они еще считались
подданными Империи и даже одним народом с арьями, хотя и тогда уже языковые и
культурные различия были заметны. Если бы не Великий Маг и спровоцированный им
религиозный раскол... Но что жалеть об этом, что случилось, то случилось,
почитателям Индры и Агни никогда не сойтись во мнениях с демонопоклонниками,
несмотря на давние родственные связи.

Позавтракав кашей из тертой полбы, обильно заправленной молоком, Васашатта в
очередной раз подумал о хозяйственных парадоксах Ойкумены. В Вавилонии и Митанни
изобилие зерна на поливных землях, хотя почва там давно должна быть истощена, а
здесь, в степях благословенной Индраварты, она такая жирная, что если растереть
ее пальцами, на них останется маслянистый след. Но что толку, если местный
мощный дерн не берут даже бронзовые плуги и вскопать удается только заливные
участки в поймах рек. В результате зерна мало и стоит оно дороже мяса, которого,
слава Индре, хватает пока на прокорм растущего населения Империи. Но что если
Великую Степь опять поразит засуха? А вот на землях, орошаемых водами Тигра и
Евфрата через систему оросительных каналов, никакие засухи не страшны. Кирта был
тысячу раз прав, когда, проиграв схватку за имперский престол, сбежал туда
вместе со своими дардами, чтобы возглавить племена местных хурритов. Сейчас его
потомки правят сильнейшей в Месопотамии державой и продолжают расширять свои
границы. Удивительно даже, как милостивы могут быть боги к изгнанникам. Здесь
эта ветвь императорского дома если чем и прославилась, так только желанием
упорно усидеть на двух стульях, то бишь равно почитать и Индру, и Митру.
Понятное дело, что в условиях разожженных расколом страстей эта двурушническая
позиция оказалась равно противна обеим противоборствующим сторонам, и дардам
просто не оставалось ничего другого, кроме как покинуть свои родовые земли и
искать счастья на далеком юге. Можно только порадоваться за них, как удалась им
эта авантюра. Но боги и асуры с ними, с этими дардами, нам бы со своими
проблемами как-нибудь разобраться!

Спустившись вниз, Васашатта приказал конюху подать колесницу. Хотя многие
простолюдины уже переняли манеру арианцев ездить на лошадях верхом, не ему,
знатному вельможе, следовать этой моде. Постоянно стискивать ногами бока
сильного животного, ежеминутно рискуя свалиться... Б-р-р! Благословенны
черноголовые, придумавшие столь удобный транспорт! Когда они явились в Каменный
Пояс жалкими изгоями, предки арьев уже умели объезжать степных лошадей и,
понемногу отлавливая их, делали их из диких домашними, но ездили тогда,
наверное, по-ариански, а может, и того хуже, без седел. Но черноголовые давно
умели делать близкие двухколесные повозки, запрягая в них, за неимением лучшего,
длинноухих малорослых ослов. Эти жалкие пародии на обитающих в степи
свободолюбивых куланов Васашатте доводилось видеть во время путешествия в
Алакуль. Естественно, с такой тягловой силой колесницы не имели никакого
преимущества перед верховой конницей, но арьи смекнули, что подходящую упряжь
можно сделать и для лошадей и, объединив эти два великих дара богов, стали
непобедимыми в битвах. Всаднику трудно было одновременно и стрелять, и
управляться с лошадью, на колеснице же могло одновременно размещаться два воина,
один из которых правил лошадьми, а другой без помех стрелял из лука или сражался
копьем. Да и сама разогнавшаяся колесница была грозным оружием. Лесовики,
умеющие сражаться только в пешем строю, буквально сметались колесницами, и те из
них, кто не погиб под копытами или от стрел и копий арьев, обращались в бегство.

Но колесницы были не единственным даром черноголовых. Они очень ценили металлы
и, хотя не имели в своей стране никаких руд, активно завозили выплавленный
металл из Дильмуна и Элама и перековывали его в изумительные по своей красоте и
полезности вещи. В Каменном Поясе ни в каких рудах недостатка не было, и арьи
умели плавить медь, но только под влиянием черноголовых стали делать это в
массовых масштабах. И не только медь и необходимое для производства бронзы
олово, но и свинец, серебро и особенно дорогое золото, в котором знали толк
черноголовые. Именно с их легкой руки Тушратта, венценосный правнук великого
Варуны, перечеканил все казенное золото, добытое в Каменном Поясе и на Алтае, в
монеты стандартного веса. Обильные запасы этих монет позволяли потом Империи
вести дальнюю торговлю и решать массу других важных государственных вопросов.

Еще черноголовые научили арьев применять в строительстве сырцовый кирпич.
Получалось удобнее, чем прежде из одного дерева, да и стены этих построек не
гнили, обновлять со временем приходилось только крыши и деревянные перекрытия.
На родине черноголовых, по их словам, со строевой древесиной дело вообще
обстояло плохо. Возить ее приходилось через всю Месопотамию из горной Финикии,
так что даже крыши своих домов они умудрялись вылепить из глины. Васашатта
плохо представлял, как это вообще возможно и выдержит ли такая крыша, например,
груз снега зимой. Хотя там, в их Месопотамии, ни о каким снеге и не слыхивали...

Но самым ценным знанием черноголовых была, безусловно, их письменность.
Тогдашние обитатели Каменного Пояса ни о чем подобном и не ведали, да и сейчас
подавляющее большинство подданных Империи спокойно обходится без этой
премудрости, но только не чиновники! Знание языка черноголовых и умение
записывать слова на глиняных табличках являлись необходимым условием для занятия
хоть сколько-нибудь важного поста, да и купцы со жрецами все поголовно были
грамотными. Удивительно даже, как арийская знать до появления черноголовых
обходилась без этого столь незаменимого инструмента государственного управления!
Ну а простонародье как-нибудь перебьется, чтобы коровам хвосты крутить, грамота
не требуется!

Колесницу, наконец, подали. Услужливый возница помог Васашатте взобраться на
пассажирское место, гикнул на четверку гнедых лошадей, и те вынесли колесницу
за ворота усадьбы. Теперь надо было ехать к речным причалам, рядом с которыми в
постоялом дворе и остановился Шуттарна. Дорога вела мимо императорского дворца,
чьи золоченые стены и крыша до глубины души поражали любого столичного гостя.
Творение Артадамы и спустя четыре с половиной века после постройки было
божественно прекрасно, но Васашатта уже настолько привык к этой красоте, что
даже не приказал вознице притормозить, а лишь на ходу поклонился статуе
Варуны Вседержителя, владыки мировых вод и небесного покровителя Синда,
уменьшенной копии той, что еще Артадама воздвиг в горах Каменного Пояса. На
самом деле в образе бога почитали основателя Империи, того самого, чья
прозорливость позволила ему не прогнать ищущих пристанища месопотамских
изгнанников, а принять их под свою руку и, воспользовавшись их советами,
объединить многочисленные княжества Каменного Пояса в единую могучую державу.
Благословен будь великий Варуна!

Глава 3. Строитель империи.

В то время Варуна был всего лишь молодым князем Синташты - одного из
многочисленных мелких арийских княжеств, расположенных в долинах и предгорьях
Каменного Пояса. Он совсем недавно женился, и супруга Каришма только что
принесла ему двух очаровательных мальчиков-близнецов - Мохана и Прашанта.
Возможно, он уже тогда помышлял о будущих завоеваниях, но внешне это пока еще
никак не отражалось, и войско Синташты ничуть не превышало по своей численности
войска соседних княжеств.

Все началось, когда в южных степях дозорные обнаружили необычную орду. Масса
измученных людей передвигалась частично пешком, частично на необычного вида
повозках, влекомых невысокими длинноухими животными, чем-то похожими на куланов.
Говорили пришельцы на совершенно незнакомом арьям языке, но, к счастью для них,
кое-кто из них знал и хетский, который обитатели Каменного Пояса хоть с трудом,
но понимали. Пришельцы, называвшие себя черноголовыми, утверждали, что были
изгнаны с родной земли жестокими захватчиками амореями и своими извечными
врагами эламитами и теперь ищут пристанища. Первые два князя, к которым они
обратились, не пожелали видеть чужеземцев на своей территории и погнали их
дальше, третий, Варуна, оказался куда более дальновидным. Больше всего его
заинтересовали двухколесные повозки, именуемые колесницами. Черноголовые
утверждали, что с успехом применяли их в бою, запрягая в них ослов. Варуна
усомнился, что эти мелкие по сравнению с лошадьми и изрядно строптивые животные
могут служить достойным средством передвижения, но вот сама идея... Арьи тогда
уже приручили степных лошадей и научились ездить на них верхом, хотя
одновременно сражаться и управлять конем с риском с него свалиться было весьма
трудновато. Но почему бы не попробовать запрячь их в колесницы вместо тех самых
ослов? Черноголовые никогда раньше не видели лошадей и сперва опасались этих
высоких сильных животных, но необходимую упряжь сделать сумели. Эксперимент
состоялся и имел блестящий результат. Поняв, какое мощное оружие есть теперь у
него в руках, и справедливо догадываясь, что пришельцы могут поделиться еще
многими важными знаниями, Варуна милостиво разрешил им осесть на его землях.

Черноголовые взялись было по привычке пахать землю, но быстро убедились, что
сухие степные почвы не чета привычным для них пойменным речным, здешняя стерня
оказалась не по зубам самому лучшему бронзовому плугу. А вот обилие самых руд в
Каменном поясе привело их в состояние, близкое к экстазу. Сколько они воевали с
Эламом за куда более скудные месторождения, сколько переплачивали торговцам
медью из Дильмуна! Черноголовые убедили Варуну плавить металлы как можно в
большем количестве, чтобы хватило и для вооружения, и для торговли, и у самого
богатого месторождения на возвышенном мысу у слияния двух рек по его приказу был
заложен город, необычно крупный для Каменного пояса. Господствующую над
местностью гору, находящуюся в восьми тысячах локтей южнее нового города,
черноголовые прозвали Аркаимом. Со временем это название перешло и на сам город.

Тем временем Варуна, пересадив своих воинов на колесницы, напал на соседнее
княжество с центром в Бахте. Битва в поле завершилась полным его успехом, но
разбитый враг укрылся за деревянными стенами Бахты. Навыка штурма городов у
арьев тогда не было, но и тут помогли черноголовые, посоветовав закидать город
стрелами, обмотанными горящей паклей. Бахта сгорела, а Варуна присоединил к
своим землям и ее территории вместе с проживающими там людьми.

Участь проигравших привела Варуну к мысли, насколько уязвима может оказаться и
его собственная столица. Как можно противостоять огню? У черноголовых был ответ
и на этот вопрос. Свои города они строили из сырцового кирпича, который
загореться не мог в принципе. Они готовы были научить, как делать его из глины.
Варуна дал согласие, и в новопостроенном Аркаиме помимо медеплавильных печей
появилось и обширное гончарное производство.

Те же черноголовые убедили Варуну не останавливаться в своих завоеваниях. Они
вспоминали о долгих веках, когда их родная Месопотамия была поделена на кучу
маленьких царств, как сейчас каменный пояс. Сперва там долго и жестоко
соперничали Киш, Ур и Урук. Даже священный город черноголовых Ниппур в ходе их
войн был разрушен целых пять раз! Когда соперники ослабели, им на смену
выдвинулись правители Лагаша, Уммы и Мари. И усобицы длились еще больше двух
веков, пока великий правитель Аккада Шаррумкен, известный также как Саргон, не
объединил под своей властью всю Месопотамию и многие окрестные земли.
Благоденствие длилось сто сорок лет, пока не пришли дикари кутии и не разрушили
ослабевшую державу. Черноголовые подняли восстание против захватчиков и
возродили общемесопотамскую державу, только уже под собственным владычеством и
со столицей в Уре. Она просуществовала около века, и это время черноголовые
искренне считали золотым. Правда пришедшие с запада дикари амореи в союзе с
подлыми эламитами погубили и эту империю, после чего черноголовым осталось
только бежать, чтобы как-то уцелеть, но те счастливые годы они хорошо помнили и
были свято уверены, что настоящего благоденствия может достичь только единое
огромное государство. Что ж, их чаяния вполне совпадали с новыми амбициями
Варуны.

За десятилетие непрерывных войн все княжества Каменного Пояса были присоединены
к державе Варуны. Теперь он не желал больше называться князем Синташты и по
совету своих сподвижников из числа черноголовых принял титул Повелителя четырех
сторон света, что по понятиям черноголовых приравнивало его к богам.
Новоявленный живой бог постарался возвысить и собственный род. Захватывая чужие
княжества, он уничтожал их высшую знать, оставляя в живых только мелких
племенных вождей, не имеющих ни малейшего шанса соперничать с владыками
Синташты. При этом двух своих родных братьев и единственного двоюродного Варуна
возвел в княжеское достоинство и, чтобы еще выше поднять авторитет этих великих
родов, предписал им породниться с потомками последней правящей династии
черноголовых, которые нашлись среди пришельцев. Сам он и все его братья были уже
женаты, поэтому в браки пришлось вступать их детям, в том числе Мохану и
Прашанту - наследникам самого Варуны. Подкрепив таким образом претензии своего
потомства на божественное происхождение, Варуна предписал отпрыскам четырех
великих родов впредь родниться только между собой, дабы не растворять
божественную кровь в крови простых смертных. Тем самым он создал первую
замкнутую касту внутри варны брахманов. Только члены великих родов могли
претендовать на занятие высших административных должностей в империи, при этом
право на императорский венец принадлежало только прямым потомкам самого Варуны.

Синташта оказалась слишком тесной для столицы столь огромного государства, и
Варуна принял решение основать новую столицу, причем уже не в горах, а на
равнине. Империя теперь надежно контролировала все окрестные степи, поселения
скотоводов распространились далеко на восток и на юг, и можно было без опаски
выбирать любое место. Черноголовые, помнящие, какую ценность имела вода на их
далекой родине, посоветовали Варуне построить этот город на берегу большой реки,
чтобы его население не испытывало нехватки влаги ни для питья, ни для орошения
и можно было использовать для торговли удобные водные пути. Выбор Варуны пал на
Иртыш - полноводную реку, текущую из далеких южных гор. На одной из ее излучин и
был основан город Синд.

По опыту черноголовых город следовало окружить глинобитной стеной, но из их же
рассказов Варуна знал уже, что есть в мире народы, умеющие строить крепости из
камня, и возжелал себе такую же цитадель. Черноголовые тут уже помочь ничем не
могли, но благодаря развившимся торговым связям удалось сманить нескольких
мастеров из Сирии и Финикии. Каменоломен поблизости от будущего города не было,
и материалы для строительства пришлось возить на лодках из Каменного Пояса,
сплавляя их по притокам Тобола и ему самому до слияния с Иртышом, а потом
волоком, при помощи конной тяги, поднимая вверх по течению Иртыша до самого
Синда. Камня хватило только на крепость, императорский дворец и несколько
храмов, остальные здания возводили из дешевого глинобитного кирпича и строевой
древесины, которую тоже приходилось доставлять волоком по воде. Только незадолго
до смерти Варуна увидел свой Синд достроенным.

В годы его правления были заложены еще два крупных города. Аджит стоял все на
там же Иртыше в глубине степей, прикрывая столицу с юга. Строить и здесь
каменную крепость не хватило бы никаких сил, и потому город обнесли земляным
валом грандиозной высоты - вдвое выше стен Синда. Амитабх построили на Тоболе,
на границе тайги, чтобы контролировать соседние таежные племена. Город этот
стал целиком деревянным, благо строевой древесины отличного качества в тех
местах было в избытке, а отсталые и малочисленные лесовики вряд ли могли
угрожать ему серьезной осадой. В оба этих города был назначены правящими
сатрапами братья Варуны. Его двоюродный брат стал сатрапом Синташты и соседнего
с ней Аркаима.

Черноголовые без сожаления покинули горы Каменного Пояса и переселились на
милую их сердцу равнину. В Аркаиме их места заняли обучившиеся гончарному и
кузнечному ремеслу арьи, сами же черноголовые попытались вернуться к земледелию
в плодородной пойме Иртыша, и кое-что у них даже стало получаться, хотя сильно
мешали здешние жестокие морозы. Впрочем, часть из них надежно пристроилась на
государственной службе и оказалась там незаменимой, поскольку только
черноголовые владели письменностью.

Варуна быстро осознал, что столь большим государством невозможно эффективно
управлять без надежного учета, а черноголовые продемонстрировали ему, как нужно
вести записи. Чтобы научиться великому искусству письма, Варуна даже освоил их
язык и заставил сделать то же самое своих родственников. Государство оказалось
обеспечено писцами, счетоводами и грамотными управляющими, для их подготовки
даже открыли школу по образцу той, что некогда существовала в Уре - столице
черноголовых. Знать, таким образом, стала грамотной, а простонародье... Ну, к
чему грамота простым воинам и пастухам, да и учить необходимый для этого чужой
язык им было трудновато.

Обретающиеся при дворе черноголовые предложили Варуне записывать его великие
деяния на глиняных табличках для просвещения потомства. Он согласился и поручил
им вести летопись. Заполненные таблички постепенно накапливались, со временем
составив обширную библиотеку, хранившуюся в подземелье императорского дворца.

Когда живой бог опочил, его схоронили в обширной усыпальнице, сделанной по
образцу тех, в которых хоронили своих царей черноголовые. Вот только ее не
выкопали в земле, а вырубили в теле одной из гор Каменного Пояса, по причине
чего она так и осталась единственной. Если черноголовые для каждого из своих
царей строили собственную усыпальницу, то арьям быстро надоело врубаться в
неподатливые горные породы, и они порешили, что столь обширного помещения
хватит на всю династию. Так рядом с гробницей Варуны оказались гробницы его
сыновей, внука и правнука, и так далее вплоть до Парраттарны. И только
сменившего его Вира впервые схоронили в земле по арианскому обычаю.

 Отправлено: 16.10.16 23:47. Заголовок: Глава 4

Глава 4. Свидетельства древнего раскола.

Лодейников вчитывался в переведенные тексты летописи Индраварты, описывающие
года правления еще шести императоров, поминутно ловя себя на желании схватиться
за голову. Прочитанное напоминало одновременно хроники европейских религиозных
войн времен Реформации, авантюрный роман низкого пошиба и какой-то мистический
триллер. Уже на первой странице появились имена, которые он никак не ожидал
увидеть здесь, да еще в подобном контексте.

Ангра и Мазда - олицетворение, соответственно, темных и светлых сил у иранцев.
Да, он где-то читал, что якобы силы тьмы, овладев материальным миром, захватили
в плен частицы света и, пока последние не будут освобождены все до единой,
борьба светлых и темных сил за этот мир никогда не прекратится. Неужто появлению
этой возвышенной легенды послужила всего-навсего свара двух близнецов за
имперскую корону, закончившаяся изгнанием одного из них?! Летопись явно
намекала, что да, именно так все и было. Тому, что события потекли именно по
такому руслу, способствовала и полная бесхребетность папаши враждующих сторон,
который не мог не понимать, что этим двум молодым хищникам на одном троне не
ужиться, но при этом оказался не готов отдать предпочтение ни одному из них,
пусть, мол, судьба сама их рассудит! Ну, судьба-то, конечно, рассудила, только
она, как известно, дама изменчивая и в состоянии в один момент смешать все карты
в игре. Итак, тряпка Бхарат предпочел умыть руки и остаться в стороне от
сыновних дрязг, чем заложил мощную мину под собственную державу, но память по
себе все же оставил. Недаром, выходит, у персов возникла легенда о Зерване, отце
Ангры-Манью и Ахуры-Мазды, индифферентном к добру и злу.

Итак, осиротевшие близнецы, собачащиеся между собой с младых ногтей, немедленно
вступили в схватку за верховную власть. Положение осложнялось тем, что в
качестве небесных покровителей они приняли себе разных богов. Мазда, горячий
поклонник Митры, настолько понадеялся на помощь своего кумира, что предпочел
ждать дня для начала выступления, ведь Митра считался владыкой дневного светила,
но его брательник Ангра заморочиваться не стал и устроил сторонникам братца
полный аналог Варфоломеевской ночи. Победив, он, однако, не стал расправляться с
братом, а предпочел просто выслать его куда подальше вместе с потомством,
заставив перед этим поклясться не претендовать престол, пока жив хоть один
прямой потомок самого Ангры по мужской линии. Мысль, что может случиться, если
все эти потомки все же перемрут, его явно не посещала или оказалась просто не
интересной. Ну да, права своих сыновей и будущих внуков он защитил от возможных
посягательств, и какое ему дело до прав представителей всяких там боковых ветвей
чрезмерно разросшегося рода Варуны? Итак, Ангра пожинает плоды победы, не
уставая благодарить за нее Индру, а проигравшая сторона не по своей воле
переселяется к черту на кулички, а точнее, в то место, где вскоре начнет
формироваться срубная культура. Там Мазда доживает свои дни, сетуя на
собственную непредусмотрительность и на коварство брата близнеца, уже не надеясь
когда-нибудь вернуться в Синд, но продолжая молиться Митре. Сетуй - не сетуй, но
выживать как-то надо, приходится вступать в отношения с местным населением,
которое, конечно, в богословских спорах не понимает ни черта, но которое по
традиции почитает того же Митру и которому, конечно же, лестно, что в их
позабытом богами селении проживает высокородное княжеское семейство,
претендующее на божественное происхождение. В итоге сын изгнанника, наплевав на
родовую спесь, женится на девушке не из своей касты, пусть и из той же варны
брахманов, и его собственный сын затем проделывает то же самое. Думал ли
злосчастный изгнанник, ради продолжения рода давая согласие на неравный брак,
что тем самым зачинает новую династию правителей Индраварты и что сам он, ни дня
не правивший страной, будет приравнен в своей божественности к императорам, а те
племена, с которыми он вынужденно породнился, станут в будущем отдельным
народом, что будет почитать его, Мазду, в качестве бога, равного асурам, а
потом, когда все эти династические имперские дрязги окончательно позабудутся,
то, с легкой руки Заратустры, и в качестве верховного божества светлых сил?
Никогда не предугадаешь неожиданные повороты своей собственной судьбы...

Торжествующий победитель, в свою очередь, вряд ли предполагал, что счастье
отвернется от его семейства, что при двух сыновьях у него будет один
единственный внук, да и тот женоненавистник, и на том его род пресечется. И что
уж совсем обидно, собственный народ не запомнит его усилий по возвеличиванию
Индры и дэвов, и, даже будучи включен в пантеон, он затеряется среди там среди
бесчисленных малозначимых богов, не достойных упоминания в ведах, зато
враждебная сторона его не позабудет и возвеличит впоследствии в качестве
верховного владыки темных сил. Парадоксальная судьба - остаться в памяти только
у врагов.

Дальше история Индраварты взбрыкнула как норовистый конь. Последний из потомков
Ангры помирает, не оставив наследников, и двое его ближайших друзей, понимая,
что при новом правителе им ничего не светит, решают посадить на трон императора,
который будет обязан им своей властью. В поисках подходящего варианта они,
конечно, не могут пройти мимо изгнания Мазды и, разобравшись с его юридическими
тонкостями, осознают, что именно здесь их реальный шанс, разумеется, если они
первыми сумеют добраться до изгнанного семейства. Будучи умелыми интриганами,
они с успехом проворачивают свою авантюру, и тут их ожидает встреча с брутальным
степным разбойником, еще и знать не знающим, что волею изменчивой судьбы он стал
теперь первым претендентом на имперский трон. Но, будучи просвещен на этот счет,
он, конечно же, готов драться за свои законные права и вступает в союз с
заговорщиками. Дальше происходит бросок собранной им орды с берегов Волги на
берега Иртыша, захват столицы при попустительстве возглавляемой одним из
заговорщиков городской стражи и жанровая сцена во дворце, когда будущий
император лупцует плетью недовольных его появлением столичных аристократов.
Какой боевик можно снять по такому сюжету - пальчики оближешь!

Но любая победа имеет свою цену. В результате фактического переворота в Синде
воцаряется человек безо всякого образования и дворцового воспитания, по сути,
мужлан из низов, да еще и с огромным криминальным опытом. Да и основное его
окружение ему под стать. Все эти люди абсолютно не сведущи в государственных
делах, руководить умеют разве что разбойничьей шайкой, а поскольку огромной
страной как-то все же надо управлять, те два авантюриста из числа местных
аристократов оказались просто-таки незаменимыми фигурами. Ну что ж, выпавший им
шанс они реализовали на все сто и теперь будут, что называется, в полном
шоколаде, а вот как там с самочувствием остального общества?

Прежняя элита отстранена от дел и жестоко унижена. Простые горожане? Они,
конечно, вынуждены будут смириться с новой властью, но вряд ли ее полюбят.
Во-первых, внезапная смена религиозных приоритетов. Людей десятилетиями приучали
молиться преимущественно одному богу, а теперь на первый план выходит совсем
другой, пусть и в рамках общей пока религии. К тому же окружение нового
правителя - это люди другой культуры и, скорее всего, руководствующиеся совсем
иной моралью. Как их можно воспринимать своими? Только язык общий, да и то,
скорее всего, какие-то диалектные различия присутствуют. А если своих правителей
ты почитаешь чужаками, да и сам ты для них тоже не свой, о каком национальном
единстве может идти речь? Тут уж, помимо религиозного, и этнический раскол
явственно проглядывает. Короче, заговорщики, обеспечив свое благополучие,
только приблизили развал страны.

Текст, посвященный следующему правлению, заставил Филиппа поежиться. Нового
правителя Индраварты все его подданные считали магом, и он старался не
обманывать их ожиданий. Допустим, все его "чудеса" можно расценить как обычные
фокусы, но вот политику он вел очень странную, совсем нетипичную для обычного
восточного деспота. Что интересно, в летописях тут снова всплыл Аркаим, теперь
как место, где Магуш проводил свои таинственные богослужебные церемонии,
сопровождаемые обильными жертвоприношениями. Кажется, даже чрезмерно обильными.
Но зато теперь, во всяком случае, становится ясно, откуда пошла описанная в
Авесте традиция приносить разом в жертву сто коней, тысячу быков и десять тысяч
овец. Правитель столь богатого государства, наверное, мог себе это позволить, а
вот его последователи - вряд ли. Ну, а о том, что центральная площадь Аркаима
использовалась именно для жертвоприношений, говорили уже давно, здесь - никаких
сенсаций. Сенсацией, скорей, можно посчитать форму этих богослужений. Какое-то
театрализованное представление для ограниченного числа лиц, кончающееся
сексуальной оргией... Уж очень все смахивает на мистерии. А почему бы, кстати, и
нет? В позднем митраизме точно существовал тайный культ, неразрывно связанный с
мистериями. Стало быть, именно Магуша следует признать настоящим родоначальником
митраизма? Очень может быть. Вон, у него на "золотом фонтане" и головной убор
соответствующий, он до сих пор в ходу у священнослужителей и именуется именно
митрой. Может, на тех тайных богослужениях и евхаристия присутствовала, благо
жертвенного мяса и крови на них было в избытке. Да и само имя Магуш
по-персидски означает "маг", может, именно с него и пошло это название
служителей богов у иранцев? У индравартской знати таких имен не было, стало
быть, его, скорее всего, дала мальчику его туземная мать, которую летописи без
околичностей именуют колдуньей и утверждают, что это якобы именно она передала
сыну свои родовые тайные знания. Ну, можно принять в качестве гипотезы.

А как, кстати, звали того ребенка, что был зачат Магушем в ходе первой из таких
оргий? Батюшки, Вивасвант! Персонаж, присутствующий в индийском пантеоне, но
куда более важную роль играющий в пантеоне иранском. Если это тот самый
Вивасвант, то до этнического раскола действительно остается недолго.

Дальше, конечно, начинается откровенный триллер с восстанием мертвеца из могилы
и собственноручной казнью новоявленного претендента на престол. Ну, допустим,
это была не настоящая смерть императора, а всего лишь летаргический сон, но и в
таком случае уж слишком вовремя он проснулся! И кстати, казненного им звали
Парраттарной. А не тот ли это самый Парраттарна, что лежит в гробнице Варуны с
перерубленным шейным позвонком? Очень вероятно, но тогда встает вопрос, кто и
когда этого обезглавленного мятежника, ни дня не занимавшего престол, положил
рядом с опочившими живыми богами? Мятежников так точно не хоронят! При этом
правителей из новой династии стали хоронить уже в земле, вероятно, следуя
племенным обычаям их матерей, и захоронения эти просто до боли напоминают
традиции похорон в культуре срубов. Не оттуда ли, кстати, эти традиции и пошли?

Лодейников задумался, почему имени Магуша не осталось в легендах. Ну, допустим,
для праиндийцев он всегда был черным магом и ничего, кроме страха, им не внушал.
Злодей обычно остается в истории вместе с героем, который его поверг, но Магуш
сам повергал всех своих противников, и вспоминать о нем это значит вновь и вновь
переживать психологическую травму. А вот праиранцы почему забыли столь активного
проповедника культа своего любимого Митры? Стоп, а не Заратустра ли тому виной?
Когда он реформировал иранский религиозный культ, Митра перестал считаться
главным олицетворением сил Света и был низведен до роли посредника между миром
богов и миром людей. Магов, проповедовавших прежний культ, стали тогда жестоко
преследовать якобы за излагаемую ими ложь, чему, стоит признать, немало
поспособствовал один из этих самых магов, попытавшийся присвоить себе власть в
Персидской державе. Так что это за "ложь" такая была? Не тайное ли учение о
Митре, созданное Магушем? Тогда ничего удивительного, что любые знания о Великом
Маге постарались изгнать из людской памяти вместе со всем его учением, и лишь
отдельные введенные им обряды и атрибуты культа чудом сохранились, но уже безо
всякой связи со своим создателем. Ну что ж, как говорили римляне, "так проходит
земная слава".

Летописные тексты, связанные с правлением Артэхшэтры, были переведены еще не до
конца, но в них содержалось упоминание о назначении Вивасванта сатрапом
провинции, включающей все имперские земли, расположенные западнее Волги, где,
собственно, и отбывали ссылку его предки и где он наверняка должен был
пользоваться поддержкой местного населения. Одновременно прояснилось, что в
действительности представлял собой найденный в императорской сокровищнице
"золотой фонтан". Оказывается, священный алтарь всех Адитьев. Ну, что-то такое и
можно было предполагать, судя по наличию там фигур семерых божественных братьев
и их матери. Куда больший интерес представлял состав живых богов, размещенных на
нижнем ярусе. Как теперь выяснилось, там были изображены не только реально
правившие Индравартой императоры, но и Мазда со своим сыном Прабху, так и
помершие в изгнании, а также супруга Вира Рузида. Все это явно должно было
символизировать равные права на имперскую власть обоих близнецов - сыновей
Бхарата, а равно и их потомков. И вот они стоят здесь в едином строю, начиная с
Варуны и заканчивая Артэхшэтрой, при котором и был отлит алтарь, только у тех,
кого не короновали, нет головных уборов, напоминающих императорскую корону, да и
голову Магуша вместо короны венчает митра, что явно должно означать, что он
прежде всего был Великим Магом и лишь потом - императором. А вот Рузида каким
образом сюда попала, коли жен других императоров здесь нет и в помине? А не
потому ли, что она по легенде передала свои ведовские знания сыну Магушу, по
сути и сделав его тем, кем он стал? И если сам он тут, возможно, играет роль
земного воплощения Митры, то не считали ли по аналогии его мать земным
воплощением богини Адити? Если так, то ее присутствие на алтаре вполне
объяснимо.

Ну что ж, загадки, связанные с пресловутым "золотым фонтаном", можно считать
разрешенными, и лишь присутствие Парраттарны в гробнице Варуны все еще требует
своего объяснения. А впрочем, найденные летописные тексты переведены еще далеко
не до конца, очень может быть, что и ответ на эту загадку там отыщется. Эх,
побыстрее бы только работали переводчики!

 Отправлено: 16.10.16 23:48. Заголовок: Главы 5 - 6

Глава 5. Чума.

После случившегося землетрясения к Васашатте при дворе стали прислушиваться куда
внимательнее, что было, конечно, плюсом. Минусом стало то, что именно его теперь
стали отправлять разбираться во всех аномалиях, которые хоть как-то могли быть
связаны с пророчествами Даниса, а сообщения о таковых поступали то и дело,
особенно часто - связанные со всякого рода болезнями. Васашатта ничего не
понимал во врачевании и совсем не желал покидать Торговый приказ, с которым он
за несколько лет службы успел уже практически сродниться, да и оставлять надолго
молодую жену с малолетним сыном тоже никак не хотелось - даже за то время, пока
он ездил с посольством в Ариан, Юджеш успел основательно отбиться от рук, но с
императором не поспоришь, и приходилось теперь почти все время пребывать в
разъездах.

Большинство сообщений на поверку гроша ломаного не стоили. Просто подтверждалась
давняя истина, что если жить в грязи и жрать, что ни попадя, какую-нибудь заразу
подхватишь обязательно, но на обещанный мор это не походило никак. Ну,
встречались еще всякие лихорадки непонятного происхождения, но они затрагивали
лишь отдельных людей и случались сплошь и рядом в таких медвежьих углах, где ни
единого хемана днем с огнем не сыщешь и, следовательно, козни Варуны тут точно
не причем. Самрат стал подумывать, что, может, на поверку-то все не так страшно,
и отказался от проекта изъятия из оборота монет с изображением Варуны, на что
уже готов был решиться сразу после землетрясения.

Очередное сообщение пришло с одного из алтайских приисков. Якобы там людей стал
внезапно охватывать жар, потом у них подмышками или в паху выступали какие-то
странные шишки, после чего эти несчастные умирали в муках. Ни о чем подобном в
Синде ранее не слышали, все это походило на чьи-то болезненные фантазии, но
проверить на месте надо было все равно. Васашатта чертыхнулся, но поехал.

До центра Алтайской провинции он добрался без проблем, но там ему пришлось
задержаться. По городу распространялись страшные слухи, но тот отдаленный
прииск, в котором начался мор, почти полностью вымер, а немногие оставшиеся в
живых старатели разбежались по соседним селениям, и болезнь теперь свирепствует
и там. Местный сатрап боролся со слухами, как мог, и приказал не пускать
заболевших в город, но полностью остановить всякое передвижение между селениями
не мог, поскольку в городе как раз формировался караван, что должен был
доставить добытое золото в столицу, и если бы он не прибыл вовремя в Синд,
сатрап точно навлек бы на себя гнев императора.

Несмотря на таящийся в душе страх, Васашатта пожелал лично взглянуть на
заболевших, а заодно разузнать, с чего все началось. Выяснив, в каком из селений
можно найти беглецов с вымершего прииска, он выехал туда без охраны, с одним
только возницей.

В нужном селении после недолгих расспросов удалось разыскать двух перепуганных
мужичков, которые признались, что бежали с прииска от страха перед смертельной
заразой, и не стали ничего скрывать от посланника императора. По их словам,
началось все с того, что с крыш стали падать мертвые крысы. Немного погодя
рядом с прииском стали попадаться дохлые суслики, и кое-кто из старателей
позарился на их шкурки. Именно эти люди заболели первыми. Беглецы подтвердили
все, что было написано на отправленной императору табличке. Заболевших сперва
охватывал жар, потом у них на теле выступали какие-то шишки, и, промучившись до
полумесяца, они отдавали свои души богам, причем в последние дни перед смертью
харкали кровью. Собственно, только тогда и было принято решение отправить
донесение ко двору. Но едва уехал гонец, как дела на прииске пошли еще страшнее.
Те, на кого попала слюна заболевших или кто просто обмывал их тела перед
погребением, сами полегли в лихорадке, но померли куда быстрее - через каких-то
три дня. Никто не рисковал теперь за ними даже ухаживать, не неведомая болезнь и
дальше пошла косить людей, и немногочисленные уцелевшие сочли за лучшее убежать
куда подальше. Оба беглеца клялись, что здоровы, поскольку с момента их бегства
прошла уже неделя, а никаких шишек на них так и не появилось, а вот еще одному
беглецу, говорят, не повезло.

После таких рассказов Васашатте тут же расхотелось встречаться с заболевшими.
Итак, неведомый мор вырвался за пределы прииска и, если не принять мер, вскоре
будет свирепствовать по всему Алтаю и только ли Алтаю... Вернувшись в город,
Васашатта потребовал от сатрапа поставить кордоны на всех дорогах, ведущих из
провинции, и заворачивать всех путников восвояси, но не сумел убедить его
задержать золотой караван. Пришлось мчаться обратно в столицу, прорываться на
доклад к императору и умолять его принять надлежащие меры.

Жадность боролась в Самрате со страхом перед неведомым мором, и, наконец, эти
чувства нашли компромисс. В сам Синд караван было велено не пускать, а вместо
этого отправить его окольной дорогой в Амитабх, где велась торговля с таежными
племенами и имелись надежные хранилища для всякого рода ценностей. Император был
уверен, что там, по крайней мере, его золото не разворуют, ну и пусть оно
полежит в хранилище до лучших времен. Вряд ли он догадывался тогда, что тем
самым обрекает третий по величине город империи на вымирание.

Видимо, среди караванщиков все же был заболевший, чья болезнь не успела явно
проявиться до отъезда, в пути он перезаражал других, и те уже довезли заразу до
самого Амитабха, где еще ни сном, ни духом не ведали ни о каком море. Золото
благополучно разместили в хранилище, караванщики разбрелись по харчевням и
постоялым дворам, и там началось массовое заражение, быстро охватившее весь
город.

Страшная болезнь не щадила никого: здоровяки, никогда не знавшие даже простуды,
сопротивлялись ей не дольше дряхлых стариков и малолетних детей. Три дня
лихорадки, сопровождаемой кровавой харкотой, и человек отдавал душу богам.
Увидев, как легко заразиться при любом контакте с больными, за нами очень скоро
перестали ухаживать, а трупы - обмывать, даже хоронить их никто больше не
хотел! Сатрап Амитабха слал в столицу панические депеши, но, не дождавшись
ответа, сам сбежал из города вместе с семьей и небольшой охраной. Поняв, что их
бросили на произвол судьбы, горожане тоже ринулись вон из Амитабха, оставляя
имущество на поживу мародерам и даже заболевших членов семьи - лишь бы убраться
куда подальше и найти уголок, где можно будет пересидеть мор.

Вести о разверзшейся в Амитабхе трагедии дошли до Синда, породив панику и там.
Самрат велел запереть ворота и никого не впускать в город, а амитабхцев, буде
они явятся под стены столицы, отгонять стрелами. Городская стража, опасаясь за
здоровье своих собственных семей, ревностно эти приказы исполняла.

Сатрап Аджита, получив весть о разразившемся море, а следом и о том, что большая
толпа амитабхцев, не принятых в столице, следует в направлении его города,
отправил им навстречу колесницы с лучниками и велел гнать страждущих подальше от
города, отстреливая всех непокорных. Послушные приказу аджитские воины легко
расправились с соотечественниками. Остатки толпы растеклись по степным
становищам и заимкам, принеся болезнь и туда.

Хотя благодаря этим жестоким мерам столицу и южный опорный пункт империи удалось
уберечь от мора, положение, в котором оказались их обитатели, нельзя было
признать хоть сколько-нибудь удовлетворительным. Горожане боялись высунуть нос
за пределы крепостных стен, чтобы не столкнуться ненароком с кем-то из
зараженных. Подвоз продовольствия в эти города практически прекратился,
поскольку никто не мог гарантировать, что в том селении, откуда пригнали скот
или привезли овощи, нет заболевших. В результате можно было рассчитывать только
на запасы зерна прошлого урожая, что хранились в городских амбарах, да ту
немногочисленную скотину, что держали горожане для собственных нужд, да и для
той требовались запасы сена.

Арианские торговцы, давно уже и в большом количестве пригонявшие в Синд скот на
продажу, после известий о разразившемся море тут же все засобирались домой, и на
смену им никто не прибыл. Городские рынки окончательно опустели. Васашатте
пришлось оставить мысль вернуться к делам своего Торгового приказа и
переключиться на борьбу с последствиями мора. Как-то так вышло, что он стал
доверенным лицом императора по этой проблеме.

Помимо поддержания санитарных кордонов надо бы что-то срочно решать с Амитабхом.
Город, в котором оставались немалые ценности, но не было больше никакой власти,
да и, возможно, здорового населения, где все пропиталось болезнетворными
миазмами. Даже когда все заболевшие перемрут, их тела и даже их вещи смогут
стать источником заражения, и где гарантии, что их никто не потревожит?
Васашатта как раз был уверен в обратном. Прознав о золотом караване, прибывшем в
Амитабх накануне мора, и точно зная о больших запасах пушнины и бронзовых
изделий на обмен на городских складах, туда непременно ринутся толпы мародеров,
и даже угроза мучительной смерти от моровых язв их не остановит. Город надо было
как-то очистить, но как? И что делать с телами умерших от мора, которые там, по
последним слухам, валяются прямо на улицах?

Знатоки погребальных церемониалов после долгих совещаний объявили, что поскольку
мор явно является следствием гнева Варуны, закапывать трупы в землю или
сбрасывать их в воду явно не стоит - вседержитель может разозлиться еще сильнее.
При этом жрецы, служащие Агни, провозгласили, что их бог не отказал в своем
покровительстве Индраварте, и, следовательно, мертвые тела можно предавать огню.
Что ж, Васашатта тоже полагал это оптимальным вариантом.

Большая военная экспедиция под его руководством выдвинулась к Амитабху и после
нескольких дней пути увидела перед собой вымерший город. Если какие-то живые в
нем еще оставались, то они наверняка лежали сейчас по домам в приступах горячки.
Никого спасти тут уж точно бы не удалось, и Васашатта отдал приказ запалить
город со всех концов. Амитабх, к счастью, строился из дерева, которое из-за
близости тайги не принято было экономить, оно в основном достаточно высохло и
очень легко занималось, если поднести факел.

Забыв даже о хранящемся где-то там золоте, воины Васашатты потрясенно смотрели,
как охватывает пламя крепостные стены, и чуть слышно молились Агни. Повелитель
огня довольно быстро реализовал все их чаяния. Пожар пошел внутрь города,
охватывая улицу за улицей, и скоро слился в единый чудовищной величины костер, в
котором не должно было уцелеть ни одно мертвое тело, да и вообще никакая зараза.
Так вторично перестал существовать Амитабх, только на сей раз ему уже не суждено
было возродиться из пепла.

Глава 6. Примирение с Арианом.

Позорный разгром воинских сил Индраварты, сопровождавшийся пленением самого
императора, ясно показали синдской аристократии, что единство державы уже не
восстановить. Сам факт признания поражения от демонопоклонников причинял
высокородным князьям такой моральный ущерб, что его, казалось, нельзя будет уже
скомпенсировать ничем. Но годы имеют свойство врачевать душевные раны, и,
похоронив неудачника Бхаспара, потомки земных богов смогли, наконец, реально
взглянуть на сложившуюся ситуацию.

Заяицкие земли были империей потеряны, но от них и раньше было мало прока, одни
беспокойства и расходы. Куда важнее была фактическая утрата металлургической
базы Каменного Пояса, но и ее кое-как удалось скомпенсировать развитием
медеплавильных производств на Алтае и в южных степях, где обнаружились огромные
залежи медной руды. Хуже всего дела обстояли с иностранной торговлей. После
того, как Джайант капитально настроил против себя обитателей берегов Окса,
сколько-нибудь серьезная торговля в южном направлении стала невозможной, да и
восстанавливать ее смысла теперь особого не было, поскольку Мелухха впала
теперь в полное ничтожество. Оставалась еще торговля в юго-западном направлении,
с Сирией и Месопотамией, но именно ее перекрыл теперь новообразованный Ариан.

Идти хоть на какие-то взаимоотношения с демонопоклонниками многим не хотелось
страшно, но верх одержали все же сторонники компромисса, и новым владыкой
Индраварты был избран князь Каси - бывший сатрап Амитабха. Зная толк в торговых
делах, этот властитель первым делом попытался договориться с Советом вождей
Ариана о пропуске торговых караванов, но, получив решительный отказ, не стал
впадать в амбиции и сделал неожиданное предложение о вступлении в это дело
арианских купцов в качестве посредников. По замыслам Каси купцы из южных стран
должны были доставлять свои товары в Ариан, перепродавать их местным торговцам,
а уж те, в свою очередь, снаряжали бы караваны в Индраварту и торговали как
своим, так и перекупленным товаром на рынках Синда, Амитабха и Аджита. Против
столь выгодного предложения арианские вожди устоять не смогли, и соответствующее
соглашение было заключено.

Вожделенные для столичных аристократов товары из южных стран вновь появились в
Синде. Вара стала крупным центром торговли, в ней один за другим возводились
постоялые дворы для иностранных гостей. Даже разбой в степях между Яиком и
Итилем временно сошел на нет, поскольку арианские вожди стали кровно
заинтересованы в беспрепятственном прохождении торговых караванов по этим
землям и сумели объяснить неразумным соплеменникам, что сейчас выгоднее охранять
торговцев, нежели их грабить.

Разумеется, арианские купцы повезли в индравартские города не только
перекупленный у южан товар, их собственная земля тоже кое-чем была богата.
Вдруг оказалось, что в Ариане хорошо плодится и быстро нагуливает вес скот, и
излишек поголовья хозяева готовы гнать к соседям и продавать по весьма
невысокой по меркам Индраварты цене. Арианские скототорговцы прочно обосновались
на рынках Синда и Амитабха и только в Аджит, полный не слишком удовлетворенными
установившимся миром кшатриями, пока заглядывать опасались.

Но еще больше недорогого арианского мяса обитателям Индраварты приглянулся
божественный напиток хаома, который готовили арианские жрецы, смешивая сок
галлюциногенных растений с молоком и ячменным зерном. В соответствии с
особенностями местной фонетики его здесь быстро переименовали в сому, возвели по
примеру арианцев в божественное достоинство и приписали его открытие лично
Индре, который, якобы, первым приготовил этот напиток из чудесного растения,
принесенного ему орлом, и теперь не совершает ни одного подвига, не испив
предварительно сомы. Сома стала считаться проводником к вечной жизни, атрибутом
бессмертия. У испившего сомы при этом настолько искажалось зрительное
восприятие, что все предметы казались малыми в сравнении с ним. В одном из
гимнов пелось:

Недостойными даже взгляда
Показались мне пять народов -
Не напился ли я сомы?

Обе половины вселенной -
Ничто против одного моего крыла -
Не напился ли я сомы?(*)

Арианцы в свою очередь верили, что их хаома дарует победоносность и здоровье,
как физическое, так и душевное, избавляя от греховных чувств и болезней, а также
наделяет даром пророчества, открывает тайну мироздания и помогает различать
добро и зло. По их поверьям первым божественный сок хаомы выжал отец Йимы
Вивасвант.

Кто бы его там ни изобрел, но сырье для производства сего напитка добывалось с
трудом и стоило дорого, посему потребление его в Синде первое время ограничилось
только аристократическими кругами. Хорошо еще, что брахманы сумели выпытать у
арианских купцов рецепт его изготовления, а потом и отыскали нужные для этого
растения на землях самой Индраварты. Только после этого экспорт хаомы их Ариана
постепенно сошел на нет.

Разумеется, арианцам очень не понравилась потеря такого рынка, но еще сильнее их
задело, что изобретение их священного напитка арьи приписали не кому-нибудь, а
Индре! Худшего оскорбления религиозных чувств трудно было себе представить, и
хрупкое перемирие между двумя родственными народами пошло трещинами. Как бы сами
собой возобновились разбойные нападения арианцев на караванных путях, сперва
только на купцов из Индраварты, а потом как-то незаметно это распространилось и
на своих собственных. Вновь начались вооруженные налеты на приграничные селения,
и император Иша, занявший трон после смерти Каси, вынужден был отдать приказ о
строительстве крепостей вдоль всего Яика.

Пришлось вновь увеличивать количество кшатриев и щедрее платить им из казны,
ведь обустраиваться пограничной страже приходилось и в засушливых степях, где
даже огорода для личных нужд не разобьешь, и в давно уже покинутых населением
горах Каменного Пояса. Сатрапы двух пограничных областей получили в результате в
свое распоряжение немалую воинскую силу и стали реально соперничать своим
влиянием с сатрапами Аджита, издавна считавшегося главным оборонительным щитом
Индраварты.

Арианские налеты в результате несколько сбавили свою интенсивность, но не
прекратились вовсе. Религиозный ли фанатизм тому был причиной, или же просто
вольные арианские общинники, с детства приучаемые к самостоятельности, к умению
ездить верхом и владеть оружием, презирали в глубине души своих бывших
соотечественников, проживающих в жестких тисках кастового общества, вынужденных
заниматься исключительно тем, чем занимались и их родители, и права на ношение
оружия по большей части не имеющих. Достаточно было прорваться через линию
приграничных крепостей, и озоруй себе, сколько хочешь, грабь беззащитные селения
и степные становища, а потом, если помогут боги и верные кони, может быть,
удастся сбежать от индравартской стражи и вернуться с добычей домой.

Иша отправлял в Вару одно посольство за другим с требованиями пресечь разбой,
арианские вожди с его претензиями соглашались, обещали приструнить чрезмерно
распоясавшихся соплеменников, даже устраивали показательные рейды в селения, чьи
обитатели особенно прославились своим участием в набегах, бывало, хватали
кого-то со свеженаграбленной добычей и подвергали публичной порке плетью во
славу Митры, но дерзкие грабители к поркам были привычны с детства,
преступниками себя не считали и, отлежавшись, возвращались к прежнему ремеслу.
Власть Совета вождей над ними была куда слабее императорской власти над
подданными в Индраварте.

Чтобы устоять в схватке с таким противником, империи срочно требовались какие-то
реформы, но ее правящие круги не имели пока ни малейшего понятия, какие порядки
можно с пользой поменять, не затронув при этом самих основ государственной
власти. Расставаться со своими привилегиями и поголовно вооружать простой народ
аристократы, во всяком случае, точно не собирались. Что в этих условиях
оставалось делать Ише? Только продолжать играть роль миротворца, покупая за
золото то, чего нельзя было добиться силой, да надеяться, что боги, умасленные
обильными жертвоприношениями, решатся когда-нибудь вновь покарать арианских
демонопоклонников, ну, новое наводнение на них нашлют, что ли, раз уж по-другому
никак! Но годы шли, а боги по-прежнему оставались глухи ко всем молениям своих
потомков.

* Текст гимна взят из Ригведы.

 Отправлено: 30.10.16 12:46. Заголовок: Глава 7

Глава 7. На пепелище Амитабха.

Хотя очень уже вовсю вступала в свои права и по всем правилам археологические
раскопки пора было сворачивать, экспедиция Лодейникова высадилась на территории,
где по письменным источникам арьев должен был находиться город Амитабх -
последний из крупных нераскопанных административных центров Индраварты. Срочно
приступить к работе здесь решено было из опасения, что иначе раньше археологов
сюда доберутся черные копатели, рассчитывающие на богатую добычу. А признаки
того, что здесь есть чем поживиться, обнаружились в очередной порции
переведенных текстов.

Обнаружив на одной из предыдущих табличек имя Вивасванта, Филипп был готов к
тому, что вскоре в летописи всплывет и Йима, и, соответственно, раскол между
праиндийцами и праиранцами будет окончательно оформлен. Йима действительно
всплыл, причем уже в эпизоде убийства Артэхшэтры, его родного дядюшки. Подросток
случайно уцелел тогда и благополучно удрал под крылышко к папаше. Дальше в
летописи внезапно возник некий Кирта, сатрап отдаленной провинции и по
совместительству вождь племени дардов, что уже прямо намекало на связь с
Митанни. Этот самый Кирта благодаря личному обаянию и обещаниям всех помирить
сумел занять императорский престол и какое-то время действительно пытался
угождать и нашим, и вашим. С одной стороны, он признал права Вивасванта на
возглавляемую тем сатрапию, с другой - распорядился перезахоронить останки
казненного Магушем Парраттарны в родовой гробнице его венценосного предка
Варуны. Так мятежник, ни единого дня не занимавший престол, оказался среди
опочивших императоров. Ну что ж, последняя загадка той гробницы, похоже, была
разрешена.

Кирта на престоле удержаться не сумел, поскольку его миротворчество вызывало все
более откровенный гнев поклоняющихся Индре религиозных радикалов, не сумел и
заручиться поддержкой противоположной стороны, и потому вынужден был бежать
вместе со всем своим племенем. Куда? Ну, конечно же, в Месопотамию! Тайна
возникновения Митанни тем самым если и не разрешилась окончательно, то, во
всяком случае, заметно прояснилась. Заодно нашла свое решение и загадка так
называемого митаннийского арийского языка, в котором, по мнению филологов,
присутствовали и такие черты, что были архаичны уже для индийских ведийских
текстов, и такие, что заведомо возникли в языках индийской ветви лишь в I
тысячелетии до н. э. и отсутствовали в санскрите. Некоторые ученые предполагали
связь этого языка с дардо-кафирской группой, отделившейся от общего ствола
индоиранских языков еще до разделения на индийцев и иранцев. И раз уж пришедшее
в Месопотамию индоевропейское племя еще в Индраварте именовали дардами, именно
это версию можно было с полным основанием считать основной.

После бегства последнего миротворца между двумя частями разделенного своими
религиозными воззрениями народа началась настоящая война, и вот тут уж Йима
проявил себя во всей красе! Лодейников хмыкнул, прочитав, кто, оказывается, на
самом деле спалил Аркаим! Но очень гуманно, надо признаться, спалил. Йима хоть и
обвинил обитателей аркаимской цитадели в предательстве его дяди, но кровь по
этому поводу лить не стал и даже позволил изгоняемым горожанам забрать весь
свой скарб. Естественно, что после этого в брошенном городе трудно было отыскать
хоть какие материальные ценности, равно как и трупы убиенных. Если таковые и
случились во время захвата, их вывезли за городскую черту и где-то захоронили.

Впрочем, подобная гуманность наверняка объяснялась лишь тем, что дед Йимы
провозгласил Аркаим священным городом Митры и потому здесь неуместно было бы
устраивать обычный при захвате крепостей повальный грабеж. С другими
захваченными городами Йима обошелся далеко не столь щепетильно, а ведь среди
последних оказался и Амитабх. Последний, впрочем, сперва подожгли, и лишь потом
захватили.

Дальше Йиму ждал разгром под стенами Синда, неизбежное отступление за Урал и
строительство собственного царства на занятых еще его отцом землях. Спалив
Аркаим, первый иранский царь построил по его подобию собственную столицу Вару,
как оказалось, ни в каком не в Южном Туркестане, а на берегах Волги, и пережил
в ее стенах катастрофическое наводнение. Личная судьба Йимы и в дальнейшем
претерпела немало изломов, иногда следуя легендам о нем, увековеченным в Авесте,
иногда заметно от них отклоняясь, но индравартских летописцев это уже как-то
мало волновало, в империи и своих внутренних проблем было невпроворот.

Лодейников подозревал, что ту легендарную Вару давно уже срыли до основания, а
на ее месте успело перебывать еще много каких поселений, так что найти там хоть
сколько-нибудь сохранившийся культурный слой будет весьма затруднительно. Иное
дело - Амитабх. Его, конечно, тоже отстроили после пожара, но вряд ли все при
этом перекопали, следовательно, в земле вполне могли остаться клады,
захороненные, например, перед штурмом города войсками Йимы, не исключено, что и
из золотых монет, тем важнее добраться до них раньше грабителей, оприходовать и
сдать государству.

Первым доказательством существования Амитабха на указанном в картах месте стало
обнаружение слоя недогоревших углей, смешанных с глиной, что никак не походило
на следы обычного лесного пожара. Занимал этот слой весьма обширную территорию,
и никакого культурного слоя над ним в принципе не существовало. Это что же
получается, летопись врет и после сожжения города Йимой люди здесь больше не
селились?! Для археологов этот вывод был очень обидным, ведь Амитабх, в отличие
от Синда и Аджита, не подвергся воздействию катастрофического наводнения на
Иртыше, и они надеялись встретить здесь неразмытый культурный слой, богатый
находками.

Впрочем, зарывшись поглубже, они обнаружили места, где явно выделялись два слоя
с углями, разделенных заметной прослойкой. После радиоуглеродного анализа углей
выяснилось, что верхний слой образовался приблизительно за 1500 лет до нашей
эры, что примерно соответствовало возрасту самых молодых находок в Синде, то
есть город, скорее всего, сожгли в период краха государственности Индраварты, и
тогда понятно, почему его больше не стали останавливать. Угли же нижнего слоя
оказались на два века старше, то есть относились как раз ко времени нашествия
Йимы. Получалось, что Амитабх дважды сжигали дотла. В первый раз это сделал
Йима, и после его изгнания город был благополучно отстроен, второе же пожарище
учинили неведомые пока люди, после чего Амитабх окончательно опустел.

В который уже раз Лодейников пожалел, что индравартскую летопись так и не
удалось пока перевести до конца. Каждый свежепереведенный ее отрывок прояснял
какие-то вопросы, возникающме по ходу раскопок, но и одновременно ставил новые.
Возможно, и личности поджигателей там упомянуты. Жаль, конечно, что так
случилось. Нетронутый культурный слой большого торгового города сильно бы
поспособствовал изучению культуры и хозяйственной жизни всей Индраварты, сейчас
же можно было надеяться только на схроны в земле.

В ходе раскопок археологи заметили, что второй из амитабхских пожаров, похоже,
значительно превосходил по своей внезапности первый и уж совсем не походил на
ритуальное сожжение Аркаима. На месте бывших домов и даже на улицах попадались
многочисленные фрагменты обугленных человеческих костей, при этом ни на одном из
скелетов не было следов воздействия холодного оружия. То есть получается, этих
людей никто предварительно не убивал, они просто задохнулись в дыму или даже
сгорели заживо. Если не было атаки извне с захватом города, то как его обитатели
могли прошляпить начало такого грандиозного пожара? Что за катастрофа тут на
самом деле разразилась? Позы многих скелетов были какими-то уж слишком
умиротворенными, не как у задыхающихся или страдающих от невыносимого жара
людей. То есть получается, что они померли за некоторое время до начала самого
пожара? Одни сплошные вопросы, и нет пока на них никаких ответов.

Что же касается кладов, то золото в Амитабхе действительно нашлось! Вот только
это были не монеты, а спекшийся от жара золотой песок с вкраплениями самородков.
Химический анализ примесей показал, что все это золото доставлено было из
алтайских месторождений, что в свете предыдущих открытий отнюдь не удивляло, вот
только почему его привезли именно сюда? Судя по данным летописей, золотую монету
тогда ковали исключительно в Синде, или в последние века ситуация в этом плане в
корне изменилась? Золотых монет в городе было откопано немного, и, судя по
всему, все это были мелкие частные схроны. А где городская казна? Вряд ли ее
успели бы вывезти при внезапно начавшемся пожаре. Да и купцы обязательно должны
были иметь при себе достаточные средства для расплаты с лесовиками. Вот куда,
спрашивается, все это могло подеваться? Или же пожар на самом деле не был таким
уж внезапным и все эти ценности успели куда-то вывезти? А людей тогда почему в
городе оставили? Нет, не стоит даже гадать, надо дождаться, когда будут
переведены последние по времени написания летописные тексты, может статься, там
найдутся ответы на все эти вопросы.

Под нижним слоем углей кое-что все же сохранилось: женские бронзовые украшения
со вделанными в них отшлифованными самоцветами явно уральского происхождения,
бронзовые же замки, купеческие печати, форма которых явно была скопирована с
шумерских, осколки глиняных табличек с текстами каких-то договоров и, конечно
же, куча битых черепков, узоры на которых вполне отвечали признакам
синташтинской культуры. Больше всего находок дала городская помойка,
находившаяся за пределами городских стен и потому избежавшая пожара. К счастью
археологов, и располагалась она на болотистой местности и после исчезновения
города постепенно была погребена под слоями торфа. В болотной жиже, при
отсутствии кислорода, неплохо сохранялась даже органика, так что по
недоперегнившим объедкам можно было определить, чем питались люди в те времена.

Самой роскошной находкой оказался мумифицированный труп. Кому пришло в голову
схоронить его в трясине, не снимая даже сапог, или какой-то неудачник сам туда
забрел и сгинул, причем в какой-то сотне метров от городских стен, можно было
только гадать, но явно это был не нищий пьяница. Скота у индравартцев было
много, выделанные кожи потому тоже вряд ли были в дефиците, но все равно
сомнительно, чтобы какой бедняк мог позволить себе кожаные сапоги. Мумию,
разумеется, заморозили и переправили для исследований в специализированную
лабораторию, находящуюся в Екатеринбурге.

Благодаря большим силам, привлеченным для раскопок Амитабха, полевые работы
удалось завершить до наступления холодов. Все работы в Синде тоже замерли на
зиму, и археологам пришло время возвращаться в Москву, спокойно изучать и
описывать находки и, конечно же, ждать окончания перевода индравартских
летописей. Именно оттуда Лодейников ждал главных сенсаций, но еще раньше
поразительная весть пришла из Екатеринбурга, из той самой лаборатории, куда
переправили найденную мумию. Посреди рабочего дня оттуда позвонили.

- Филипп Игоревич? - осведомился телефонный собеседник. - От вашего имени нам
поступил заказ на определение предполагаемого возраста и причин смерти
неизвестного, чей мумифицированный труп был найден возглавляемой вами
экспедицией в долине Тобола. У нас уже есть первые результаты.

- Внимательно слушаю.

- Итак, это мужчина примерно тридцатилетнего возраста, европеоидной внешности,
без видимых признаков инвалидности, хроническими заболеваниями не страдавший,
померший, согласно данным радиоуглеродного анализа, приблизительно три с
половиной тысячи лет назад.

- Так от чего же он тогда скончался?

- По всем признакам - от бубонной чумы. В подмышечной впадине у него обнаружено
соответствующее образование. Скорее всего, в конце болезнь перешла в легочную
форму, а это верная смерть.

Лодейникова словно пыльным мешком по голове шарахнуло. Сразу вспомнилось, как
они с сотрудниками таскали эту мумию буквально на руках.

- Он же оказался в трясине... - пробормотал Филипп.

- Ну да, видимо, к его телу просто боялись прикасаться и правильно делали. Его,
похоже, просто зацепили арканом, отволокли к болоту и там утопили, вероятно, уже
мертвого. Может статься, что и не его одного. Чумных кладбищ там ведь рядом не
наблюдалось?

- Да какие там кладбища! Вы лучше скажите, контакт с этой мумией не опасен?

- В смысле заражения чумой? Никоим образом, чумные бактерии столько не
просуществуют, это все же не сибирская язва, чьи споры сохраняют
жизнеспособность неопределенно долгое время.

- Спасибо, вы меня успокоили... Так что, исследование мумии вы завершили?

- Не до конца, собираемся еще сделать генетический анализ. Все-таки такой ценный
материал очень редко когда в руки попадает.

- Когда сделаете, пришлите копию заключения. Все же интересно, к какому именно
из индоиранских племен относился умерший.

- О чем речь!

Закончив телефонный разговор, Лодейников утер пот со лба. Поступившая информация
резко меняла взгляд на разразившуюся в Амитабхе трагедию. Итак, эпидемия чумы,
с которой наверняка не сумели справиться и потому не нашли лучшего выхода, чем
сжечь чумной город вместе с его обитателями. Городскую казну и накопления купцов
все же успели вывезти... А самородное золото почему тогда забыли? А не потому
ли, что именно с тем караваном, который доставил его в Амитабх, в город пришла и
чума? Тогда, вероятно, к нему просто не рискнули прикасаться. Но могла ли эта
эпидемия ограничиться только одним городом на Тоболе и безвестными пока
алтайскими рудниками, или ее разнесли по всем окрестностям? Такая трагедия
наверняка должна была сопровождаться массовым вымиранием населения, что,
безусловно, нанесло жестокий удар по стабильности государства и могло
способствовать его скорому падению. А тут еще и сель не замедлил себя ждать! Ну,
все к одному... Делать далеко идущие выводы, правда, еще преждевременно,
посмотрим, что об этом говорят индравартские летописи. Уж мимо такого события,
как чумной мор, летописцы точно не могли пройти! Скорее бы уж там все
перевели...

 Отправлено: 30.10.16 12:47. Заголовок: Главы 8 - 9

Глава 8. Голод.

Весть о сожжении Амитабха пронеслась по всей Индраварте. Да, люди знали, что там
разразился мор, и приписывали его гневу Варуны, а сам пожар относили на счет
бога Агни, который, дескать, только такими жестокими мерами мог уберечь народ
арьев от кар вседержителя. Но как ни восхищайся могуществом владыки огня, а
стать его жертвой при подобных обстоятельствах не хотел никто, поэтому появление
заболевших в селениях теперь тщательно скрывалось от властей, никто не посылал
гонцов к сатрапам, и даже их стражников, от греха подальше, старались к себе не
пускать. Гнев Варуны тоже надо было как-то от себя отвратить. Многочисленные
жертвы, приносимые в эти дни вседержителю во всех городах и весях империи,
почему-то не очень помогали, и пошли слухи, что грозного бога уже не
умилостивить ничем и самое лучшее - не привлекать к себе его внимания. И тут,
конечно, люди вспомнили о хеманах, на каждом из которых было отчеканено
изображение Варуны. Откуда они узнали об откровениях Даниса и докладе Васашатты
императору, коли официально эта информация ни до кого не доводилась за пределами
дворца, ведают только боги, то ли придворные распустили языки, то ли люди сами
до всего додумались, только в последнее время обитатели селений стали очень
неохотно принимать золотые монеты в оплату за свои товары и, даже получив их,
старались побыстрее переплавить в обычные золотые слитки по примеру арианцев,
которые занимались этим уже два века без малого. Жителям Синда, где эти монеты
хранились в невообразимых количествах, деваться было некуда, и они, стиснув
зубы, вынужденно терпели их в оборотне, со страхом ожидая кар вседержителя и
виня во всех своих бедах упертого Самрата.

В императорском дворце с тревогой замечали, что страна теряет управляемость.
Отделенные селения отказывались подчиняться столичным чиновникам, выбирая себе
собственных вождей, как всегда было принято в том же Ариане или даже в Каменном
Поясе до завоеваний Варуны. Казалось, перестав созерцать изображения
вседержителя, народ избавлялся и от магического воздействия власти его земных
потомков. Города еще сохраняли покорность, да и то, скорее, из-за наличия там
имперской стражи.

Из-за отчуждения народа от центральной власти никто точно не знал, как там
ситуация с мором. До столицы периодически доходили слухи, что в каких-то
селениях люди все еще помирают от этой заразы, но сколько их, этих селений? Как
отличить их от других, незараженных? Откуда можно принимать обозы с
продовольствием, а кого лучше не впускать в пределы городских стен? Самрат, до
смерти перепуганный последствиями мора в Амитабхе, по-прежнему запрещал завозить
продовольствие в Синд, хотя съестные запасы в городе уже подходили к концу и
цены на мясо и зерно взлетели настолько, что те были уже не по карману простым
обывателям. В Аджите положение было не намного лучше.

В эти напряженные дни Васашатте редко доводилось проводить время с семьей. Его
супруга Амала скучала в обществе служанок и шестилетнего Юджита, единственного
их ребенка, а у главе семьи постоянно не хватало ни времени, ни сил, чтобы
увеличить число наследников. Он, правда, гадал на будущее сына по внутренностям
жертвенных животных, и выходило, что Юджит точно его переживет и даже станет
когда-то в будущем великим властителем... Первое, конечно, радовало, но второе
заставляло напрягаться и не сообщать никому о результатах этих гаданий. Самрат,
конечно, не вечно будет занимать трон, но ему на смену могут избрать только
прямого потомка Варуны по прямой линии, к которым Юджит никак не относился. Что
же должно случиться, чтобы он смог занять трон? Страшно даже представить...

Сегодня, проинспектировав склады и выслушав доклады гонцов, посланных сатрапами
в Синд с донесениями о ситуации с мором в их провинциях, Васашатта вернулся
домой посреди дня и заглянул на женскую половину, невольно став свидетелем
нетривиальной сцены: непоседа Юджит, раздетый догола, с очень недовольной
мордочкой сидел на корточках, держась руками за уши.

- Что это с ним? - спросил мужчина подошедшую Амилу.

- Наказан так. Совсем отбился от рук, слов уже не слушает, а сегодня раздобыл у
кого-то рогатку и принялся стрелять по птицам, словно ему нечего есть! Я
твердила ему, что он ухудшает этим свою карму и в следующий раз может появиться
на свет точно такой же птицей, какую сегодня подбил, но он ничего не
воспринимает. Раз его не волнует пока его будущая жизнь, то пусть хотя бы
испытает стыд в этой. А ну-ка встань! Тебе стоять было сказано, а не сидеть!

Юджит неохотно поднялся на ноги, залившись при этом румянцем до корней волос, но
не осмелившись прикрыться, только постарался отвернуться от родителей.

Васашатта знал о существовании такого наказания, но давно не слышал, чтобы оно
еще к кому-то применялось, по крайней мере, в близких ему кругах. Собственно,
такой способ наказания подрастающего поколения ввел в обращение император
Найтик, сменивший на троне Ишу. Он был очень недоволен низким уровнем боевого
духа своих воинов по сравнению с арианцами и винил во всем плохое воспитание
мальчиков в Индраварте. По слухам в Ариане мальчуганов за любые сколько-нибудь
серьезные провинности наказывали плетьми, и в результате они вырастали честными,
стойкими, бесстрашными и презирающими боль. В Синде надуть покупателя у
торговцев почиталось чуть ли не за доблесть, выбирать воинскую стезю желающих
было мало, ополчение ни на что не годилось, и даже профессиональные воины готовы
были сражаться только за хорошую плату, а в промежутке между походами пускались
в безудержный разврат. Ну вот чем они, спрашивается, хуже арианцев, с которыми
не так давно составляли единый народ?! Единственный вывод, который пришел в
голову властителю, это что детей в Индраварте, наверное, слишком холят и лелеют,
и изнеженные таким воспитанием мальчики привыкают всячески себя ублажать, не в
состоянии взрастить в себе смелость и, выросши, оказываются не в состоянии
противостоять страсти к обогащению и телесному разврату. Надо было что-то срочно
в этом деле менять.

Вводить по примеру Ариана наказание плетьми Найтик не рискнул. Во-первых,
синдская аристократия презирала грубые нравы соседей и связывала наиболее
брутальные их традиции с поклонением демонам, во-вторых, дети просто не
выдержали бы, если бы их наказания внезапно так резко ужесточились. Пришлось
обратиться к древним традициям, и императору доложили, что в каком-то из племен,
проживавших в Каменном Поясе, по преданию провинившихся мальчиков наказывали
полным раздеванием, и опасение испытать такой позор, якобы, очень хорошо их
сдерживало. Ну что ж, если воспитывать не болью, так хотя бы стыдом! Собственных
детей Найтика стали наказывать именно так, и из дворца эта традиция
распространилась сперва на столичные аристократические круги, а потом и на
простонародье, но надолго не прижилась. Похоже, юные арьи стали такими
бесстыжими, что раздеванием их было уже не пронять. Пришлось вспоминать старые
традиции школьного воспитания, некогда принесенные в Индраварту черноголовыми и
обязательно включающие сечение прутьями провинившихся школяров.

- Пусть достоит, что ему назначено, но если такое повторится, в следующий раз
накажи уж его по-мужски, - недовольно промолвил Васашатта. - Не маленький уже,
пора приучать шалопая к розгам! А что, детвора в городе теперь уже так себе
пропитание добывает?

- А ты и не знал? - вопросом на вопрос ответила Амила. - В городе перебили уже
всех галок и грачей, взялись за совсем мелких птиц. Слуги жалуются, что хорошего
свежего мяса не достать, только вяленое и солонину, да и за то приходится
переплачивать впятеро, а бедняки, наверное, не видят никакого. Скоро за крысами
начнут охотиться! С зерном тоже стало плохо, то, что продают, все старое и
прогорклое, вот как дальше жить будем?

Васашатта помрачнел. О том, как обстоят дела с припасами в Синде, он знал лучше
кого бы то ни было. Еще месяц без подвоза продовольствия, и городские закрома
окончательно опустеют, торговать будет нечем. Люди начнут пухнуть с голоду, а
там уж и до бунта недалеко. Есть еще дворцовые хранилища для нужд императорской
семьи и приближенных, но хватит ли тогда их содержимого, чтобы прокормить хотя
бы стражу? Ничего не ответив жене, он ушел в свои покои.

До голодных бунтов дело в итоге так и не дошло. Мор уже не казался горожанам
страшнее голода, и они решили, что если император окончательно спятил и
запрещает пропускать в город обозы с продовольствием, то надо самим перебираться
туда, где это продовольствие есть. И вот уже первые телеги, груженые нехитрым
скарбом, потянулись к городским воротам. Власти Синда им препятствовать не
стали, разумно решив, что тем меньше останется в городе людей, тем больше
съестных припасов будет приходиться на каждого.

Вскоре бегство стало повальным. Синд покидала не только городская беднота,
которой и за его стенами ничего хорошего не светило, но и ремесленники, и даже
многие купцы. Пустели целые улицы. По все еще приходящим донесениям то же самое
творилось сейчас и в Аджите. Два главных города страны, счастливо избежавших
мора, стали жертвами борьбы с ним.

Лишь аристократам со стражей некуда было деваться. Окружающий мир стал вдруг
казаться им враждебным и совершенно неуправляемым, даже Индра от них отвернулся
или просто не в состоянии был отвратить гнев Варуны. Самрат потерял всякое
уважение даже среди ближайших родственников, и его давно бы уже скинули, если бы
хоть кто-то из его рода готов был в этот трудный час принять на себя бремя
верховной власти. Но нет, расхлебывать то, что наворотил предшественник, не
хотелось никому. Лучше как-нибудь переждать тяжелую годину, авось, все еще само
по себе образуется!

Глава 9. Последние попытки возродить былую славу.

Иша со своим миротворчеством и неспособностью справиться с набегами обнаглевших
соседей надоел всем, и страна облегченно выдохнула, когда он, наконец, отошел к
богам. В противовес ему новым владыкой Индраварты избрали твердого моралиста
Найтика, всерьез вознамерившегося восстановить старые добрые порядки, при
которых империя была несказанно сильна и могла диктовать свою волю всем соседям.
Увы, его благие начинания быстро натолкнулись на суровую реальность. Невозможно
было восстановить былую роль Митры в духовной жизни, невозможно было изъять из
употребления всем полюбившуюся сому, невозможно было ограничить оборот золота, а
вместе с ним и тех предметов роскоши, что давно вошли в быт горожан, невозможно
было заставить тех же горожан заниматься разведением скота, как их далекие
предки в Каменном Поясе. Проклиная развратную городскую среду, Найтик попробовал
хотя бы восстановить всеобщее вооружение народа, существовавшее при Варуне и до
сих пор практикуемое в Ариане. Увы, и здесь его ждал полный провал. После
сожжения Аркаима бронза заметно вздорожала, даже обычные кинжалы были не всем по
карману, да и с какой радости тратить скромные семейные сбережения на не
очень-то нужное в быту оружие? Найтик злился, проклинал своих тупоголовых
подданных, не желающих ничем поступиться ради интересов державы, но все же
вынужден был отступить, решив, что этих людей, давно уже закосневших в трусости,
меркантильности и разврате, ничем не исправить.

Поняв, что не в состоянии изменить взрослых арьев, император решил взяться за
детей. При всей нелюбви к демонопоклонникам ему импонировала система воспитания
подрастающего поколения, принятая в Ариане. Там всех мальчиков поголовно учили
скакать на коне, стрелять из лука и всегда говорить правду, а воришек и
обманщиков не стеснялись наказывать физически. Орудием воспитания почти всегда
служила конская плеть, которой все взрослые арианцы владели виртуозно. Одной
угрозы ее применения хватало, чтобы до юной поросли дошло, как выгодно всегда
быть честным. Ну, а до кого не доходило, те сполна испытали ее вкус на
собственных ягодицах. Секли всех, у кого уже прорезались коренные зубы, поначалу
не очень крепко, но уже с пятнадцати лет - как взрослых, причем самым постыдным
почему-то считался не сам факт порки, а сопутствовавшее ей обнажение.

Найтик неплохо был осведомлен о временах, когда плеть в Индраварте применяли к
самым высокородным князьям. Аристократия не позабыла этого унижения и не
простила его ни Виру, ни Магушу, хотя последнего, по упорно циркулировавшим
слухам, самого так сек в детстве отец. Итак, возвращать плеть в обращение было
решительно невозможно, но можно было попытаться воздействовать на неслухов хотя
бы стыдом. Кто рассказал императору о давнем племенном обычае заставлять
провинившихся мальчиков раздеваться догола и стоять в таком виде столбом,
держась за собственные уши, так и осталось неведомым для широкой публики, но не
может быть никаких сомнений, что Найтик воспринял этот совет всерьез и в
качестве почина применил его к своему старшему сыну Пратапу, когда тот отмазался
от участия в религиозной церемонии, сказавшись больным, а сам в это время
самовольно отправился на конную прогулку.

Пратап пребывал как раз в том возрасте, когда мальчики начинают стесняться
своего быстро меняющегося тела. Когда его в наказание за ложь заставили стоять
нагишом в главном дворцовом зале на глазах у придворных, да еще и в нелепой
позе, не дающей возможности прикрыть стыд, подросток хотел наложить на себя
руки, и только врожденное жизнелюбие не дало ему это сделать. Выводы он, однако,
сделал и обманывать отца перестал. Надо сказать, что и придворные были
шокированы видом голого принца, но эффективность такого способа наказания
оценили и стали применять его к собственным отпрыскам. Наказывать так же и
девочек ни у кого рука не поднялась, потому что женская скромность у арьев
издавна считалась священной и должна была всячески поощряться, а не подвергаться
подобным испытаниям.

Из княжеских домов новая традиция наказания перешла в широкие народные массы,
где, однако, вскоре потерпела полный провал. То ли сорванцы из простонародья
изначально были куда менее стыдливы, чем их аристократические сверстники, то ли
природная живость, ища выхода, перебарывала моральные ограничения, но скоро
некоторые юные охальники стали просто плевать на свое публичное обнажение, а
попасть под такое наказание стало считаться у них чуть ли не доблестью. Таким
образом, очередное начинание Найтика не только не укрепило мораль подрастающего
поколения, а лишь поспособствовало растлению оного. Обнажение в качестве
наказания явно требовалось подкрепить чем-то более существенным, но стареющий
император ни на какие реформы больше не решился.

Только в одном Найтику сопутствовал успех: старшего сына своего он воспитал в
твердых моральных правилах. Славящийся своей честностью и несгибаемостью Пратап
обрел большой авторитет в аристократических кругах, и нет ничего удивительного,
что именно его избрали на трон после смерти отца.

Новоизбранный император хорошо помнил свои переживания, когда его публично
опозорили, и не собирался впредь подвергать подрастающее поколение подобным
испытаниям, но как-то ведь распоясавшихся юнцов окорачивать надо? Значит что,
все же плеть? Нет, князья не поймут и не простят, для них Вир с Магушем никакие
не авторитеты, а демоны, которых наслал Варуна в наказание за грехи своих
потомков. А как, кстати, воспитывали молодежь при самом Варуне? Помнится, когда
черноголовые по его повелению открыли свою школу для обучения грамоте, то для
вразумления юных лентяев применяли очищенные от листьев березовые прутья. Именно
так они, оказывается, учили будущих грамотеев и у себя на далекой родине, только
там березы не росли, и палки для наказания срезались с каких-то других деревьев.
Вроде как с финиковых пальм? Ну да, у них, кажется, листья с очень длинными и
жесткими черешками и огромные разветвленные соцветия, которые после снятия
плодов вполне пригодны для порки. В Индраварте никаких пальм не было и в помине,
зато берез в лесостепях хватало, и нет ничего удивительного, что именно их
черноголовые избрали на замену. Потом старые учителя отошли от дел, и розги тоже
как-то постепенно вышли из обихода. Возможно, аристократам просто стало обидно,
что их в детстве лупцуют, а их сверстникам из простого люда, которых грамоте не
обучают, не доводится испытывать подобных ощущений. Ну что ж, значит, настала
пора возвращаться к древнему методу наказания, освященному ко всему прочему
божественным авторитетом, только уже не ограничивать его применение школьными
стенами и членами высшей касты. Уж берез-то в Индраварте хватит на всех! А чтоб
не возмущались, представить это как распространение божественной милости,
доступной прежде одним лишь брахманам, на всех верных почитателей Варуны и
Индры.

Пратап, создавая себе имидж просвещенного правителя, в дополнение к уже
существующей школе в Синде открыл еще две, в Аджите и Амитабхе, и повелел
принимать в них не только княжеских детей, но и отпрысков купцов, которым,
конечно же, грамота потом очень пригодится в их семейном деле. В ходе реформы в
школу вернулась и розга для вразумления лентяев. Юные аристократы, конечно,
взвыли, но их сверстники из купеческого сословия ради приобщения к тайнам
письменности готовы были на любые испытания и бестрепетно ложились под прутья.
Мальчикам-аристократам было стыдно демонстрировать, что они трусливее каких-то
купцов, и они тоже вынуждены были отдаваться в руки экзекуторов. Наказание
розгами стало считаться чуть ли не почетным делом, во всяком случае,
свидетельством избранности наказуемого - уж точно, и очень скоро из школьных
стен перешло в домашнюю практику, причем не только у брахманов и купцов. Кшатрии
тоже оценили такой способ вразумления своих наследников, да и городские
ремесленники в стороне не остались.

Пратап мог считать себя победителем. Растленные юнцы были взяты в ежовые
рукавицы и не осмеливались больше откровенно отлынивать от исполнения своих
обязанностей, безобразий на городских улицах стало заметно меньше, авторитет
императорской власти повысился, можно было рассчитывать, что и дисциплина в
войсках возрастет, когда туда придут юноши, воспитанные в соответствии с новыми
веяниями. О том, что в ходе его реформ росло также отчуждение между
воспитателями и воспитуемыми и взаимное ожесточение, он как-то не задумывался,
пока, уже будучи в пожилом возрасте, не попробовал проверить Ариан на крепость.

Новая военная кампания закончилась ровно так же, как и у Бхаспара, -
унизительным разгромом, разве что сам император теперь в плен не попал.
Оказалось, что ополчение, воюющее из-под палки, не в состоянии конкурировать с
вольными общинниками, приученными к оружию с малолетства и сражающимися за свою
землю. Чтобы избежать нового массированного нашествия, пришлось откупаться
золотом. Не в состоянии пережить такого позора, Пратап отрекся от престола и до
конца жизни занимался исключительно богослужениями. Сменивший его Самрат не
готов был ничего менять в управлении страной и откровенно плыл по течению,
растрачивая в бесконечных кутежах и свой личный авторитет, и сакральный
авторитет верховной власти.

 Отправлено: 13.11.16 08:33. Заголовок: Глава 10

Глава 10. Летопись бедствий.

Новая порция переведенных летописных текстов принесла массу откровений. Как
выяснилось, владыки Индраварты еще долго пытались покорить мятежный Ариан, пока
очередная военная кампания не обернулась жесточайшим разгромом, произошедшим,
судя по всему, где-то в Жигулях. Лодейников припомнил, что именно там находился
волок из верховий небольшой реки, притока Волги, в собственно Волгу, которым
пользовались купцы для сокращения пути, чтобы не плавать вокруг Жигулевских гор.
И именно там, что вполне естественно, обосновались разбойники, грабившие
торговые караваны. Знаменитый клич: "Сарынь на кичку!" - родился как раз в этих
местах. Якобы так нападавшие требовали от бурлаков, волокущих судно, "сарыни",
собраться на его носовой части, "кичке", чтобы не препятствовать грабежу прежде
всего каюты хозяина судна, традиционно расположенной на корме. Какая ирония
истории, что эти разбойные нападения происходили в тех самых местах, где тремя
тысячелетиями ранее арианцы устроили засаду на своих бывших соотечественников!
Организовать, что ли, на следующий год экспедицию в Жигули и поискать следы этой
древней битвы? Да фиг там чего сейчас найдешь, если даже место куда более
поздней Куликовской битвы до сих пор обнаружить не могут!

Ужасающий разгром с пленением самого императора, вынужденного в обмен на
освобождение признать независимость мятежных провинций, да еще и заплатить выкуп
за своих вояк, отбили, наконец, у арьев желание восстановить единство державы
силовыми способами. Пришлось вступать в дипломатические отношения и налаживать
торговлю, что, конечно, поспособствовало подъему экономики обеих стран, но и
имело своим следствием не просчитанный заранее эффект популяризации у населения
Индраварты одного очень нетривиального напитка. Ну, вряд ли, конечно, у всего
населения, но среди имущих слоев - точно.

Знаменитая иранская хаома, чей состав не расшифрован до сих пор, хотя
большинство исследователей уверенно предполагают, что там присутствовало
какое-то растение, содержащее эфедрин, обладала явными психоделическими
свойствами и, конечно, оставляла незабываемые впечатления тем, кто ее потреблял.
Где уж там арианцы отыскали нужные растения, кому уж там впервые пришло в голову
давить из них сок, в самом деле самому Вивасванту и какому-то безвестному
умельцу, все это тайна за семью печатями, и летописи Индраварты никак ее не
проясняли. Там даже рецепта приготовления священного напитка не содержалось,
возможно, это была тайна магов, каким-то образом, впрочем, ставшая известной и
брахманам Индраварты. Во всяком случае, они где-то раздобыли нужное сырье и
начали сами варить собственный напиток, по правилам транскрипции санскрита
(индийское "с" вместо иранского "х") переименованный в сому, немедленно его
обожествили, приписав его изобретение Индре, а потом введя в пантеон и отдельное
божество по имени Сома. Напиток, якобы, обещал бессмертие, хотя Филипп
припомнил, что много позже в Индии те, кто хотел глотнуть этого зелья, обязаны
были доказать, что у них имеется в наличии такой запас продовольствия, которого
их семье хватит на целый год, то есть предполагалось, что однократное
потребление священного пойла способно лишить трудоспособности на целый год! Или
это был уже не совсем тот напиток? Вряд ли на Индостане можно было достать
растения произрастающие в приуральских степях.

Как бы то ни было, боеспособность арьев сома явно не повысила, хотя, возможно, и
помогала примириться с суровой действительностью, а вот потерю столь доходного
рынка арианцы не снесли и перешли от торговли к вооруженному давлению на
соседей, а точнее, к грабительским рейдам вглубь их территории. Индравартцам
пришлось возводить систему приграничных крепостей и хоть как-то попытаться
изменить психологический настрой общества, для которого получение наслаждений
стало куда важнее защиты отечества.

Почему-то всякая цивилизация накануне своей гибели становится очень озабочена
вопросами общественной морали. Можно подумать, что возвращение к древним
порядкам возродит и боевой дух, что господствовал в те давние времена. Правители
Индраварты тоже попались в эту ловушку и попытались исправить нравы доступными
им способами. Менять сознание взрослых подданных было, конечно, совершенно
безнадежным занятием, и властители вполне предсказуемо сделали ставку на
воспитание детей. В летописи было немало славословий насчет мудрости Найтика и
Пратапа, но как-то очень витиевато описывались предложенные ими воспитательные
рецепты. Так, летописец времен Найтика, рассказывая о наказании Пратапа,
утверждал, что принц устыдился, когда лучшие люди державы увидели "его
естество". Что имелось ввиду и почему естества надо было непременно стыдиться,
стало понятно только из следующей летописи, записанной уже при царствовании
самого Пратапа, где описывалось, какие тяжкие нравственные муки перенес в
юности новый император, что он хотел даже добровольно расстаться с жизнью, но
боги уберегли его от этого шага. Это какой же стыд надо испытать, чтобы захотеть
наложить на себя руки?! Дальше летописец пояснял, что это смятение чувств
случилось у Пратапа, когда отец заставил его выставить напоказ "свои обнаженные
телеса". То бишь принца, скорее всего, выставили на люди нагишом. Учитывая
тогдашний возраст Пратапа, Лодейников его вполне понимал, равно как и то, почему
принц, став императором, решил поменять практику наказаний. Допустим, но на что
именно?

В летописи поминались какие-то забытые заветы Варуны, связанные почему-то со
школьным учением, и тут же утверждалось, что откровения о необходимости обучения
грамоте Варуна получил от пригретых им шумеров, каковые и стали первыми
учителями княжеских недорослей. Филипп припомнил все, что он знал о шумерских
школах и конкретнее о школах города Ура, обитатели которого некогда пришли в
земли Варуны. Среди прочего вспомнился и рассказ о незадачливом ученике,
которого за один день умудрились наказать палкой и за болтовню, и за вставание с
места во время урока, и за выход за ворота школы, и за плохой почерк. Ну, если
они к своим собственным отпрыскам применяли такие методы коррекции поведения, то
к чему им было щадить юных арьев? Если при Варуне в школе наказывали палками, а
потом перестали, то, надо полагать, именно эти традиции Пратап и решил
возродить. Вот только какие палки должны были пойти в ход?

Впрочем, и на этот вопрос ответ вскоре нашелся. В летописи упоминалось открытие
школ в Аджите и Амитабхе, куда за плату принимались на учение сыновья местных
купцов. Летописец при этом отмечал, что обучение в Амитабхской школе обходилось
дешевле, чем в Аджитской, поскольку в окрестностях Амитабха в изобилии
произрастали березы. Лодейников чуть не расхохотался, прочитав это. Похоже, во
все времена, от Шумера и как минимум до XIX века, учителя просто не мыслили
школьное обучение без розог, а в средней полосе самые популярные розги -
несомненно, березовые. Итак, юным арьям, стремящимся к грамоте, сполна
приходилось отведывать березовой каши, что вряд ли улучшило их отношение и к
шумерской письменности, и к самому этому чужому для них языку. Не удивительно,
что его потом так легко забыли и долгое время обходились без письменности
вообще, хотя потом, когда ощутили все-таки нужду в записи священных текстов,
первые попытки создать свою собственную письменность делались на основе
арамейского алфавита, восходящего ко все той же шумерской клинописи.

Как бы там ни было, вырастить неустрашимых воинов при помощи такого воспитания
Пратапу не удалось. Правление его завершилось очередным разгромом, учиненным
арьям их соседями арианцами, после чего, по сути, Индроварта была уже обречена,
хотя еще об этом не знала.

Следующее царствование осталось в истории многочисленными бедами, одна за другой
обрушивающимися на страну. Современники, разумеется, поспешили связать это с
неким проклятием, якобы наложенным Йимой, и гневом Варуны на убийц его потомков.
О проклятии почему-то ничего не было известно почти два века, пока некий
вельможа Васашатта не отправился с посольством в столицу Ариана Вару, где ему
открыл глаза местный маг Данис. Вернувшись в Синд, Васашатта донес о проклятии
императору Самрату, который сперва ему не поверил, но вскоре случилось событие,
полностью соответствующее грозному пророчеству Даниса. Урал потряс мощный
подземный толчок.

Сильное землетрясение на Урале? На памяти россиян ничего подобного не случалось,
да и сейсмологи не относили Урал к сейсмоопасным районам. Но если это событие
действительно имело место быть, оно прекрасно проясняло, когда и как была
разрушена гигантская статуя Варуны и почему оказался засыпан вход в его
усыпальницу. Может землетрясение подобной силы на памяти людей и впрямь было
первым, но тогда легко представить, какой ужас они испытали и как должен был
вознестись авторитет пророка, все это предсказавшего. Итак, разразившуюся
катастрофу приписали гневу Варуны, разрушившиеся при этом города и поселки
восстанавливать не стали, что привело к окончательному запустению Южного Урала.

Не успели люди свыкнуться с последствиями землетрясения, как на Алтае разразился
невиданный мор. По его описанию явно угадывалась бубонная чума, переходящая у
многих в легочную форму. И начало у мора оказалось классическим. По
свидетельствам эпидемиологов, именно с массового падежа крыс обычно все и
начиналось. Виной тому были блохи - переносчики чумных бактерий. Обычно они
гнездятся как раз на крысах и других грызунах, но вполне могут перепрыгнуть и на
человека, который теперь в свою очередь станет источником массового заражения.

Дальше власти Индраварты, еще не сталкивавшиеся с подобными эпидемиями,
принялись совершать одну ошибку за другой. Не установили карантин на Алтае,
выпустили оттуда караван с грузом добытого золота, который, правда, достало
осторожности не пускать в столицу, но в результате за все расплатился принявший
его Амитабх. О том, что город вымер от чумы, Лодейников уже знал после
исследований найденного в болоте трупа, но летопись, конечно, уточняла картину.
Итак, привезенное золото бросили в обреченном городе, опасаясь, видимо, что и
оно заражено, а потеря этой партии явно не была критической для государственной
казны. Куда более потрясало, что точно так же списали со счета зараженных людей.
Беглецов из Амитабха не приняли ни в столице, ни в Аджите, попросту отгоняя
стрелами, а брошенный ими город спалили, даже не проверяя, остался ли там еще
кто живой. Мда, крайне жестокий способ дезинфекции, хотя по тем временам,
вероятно, единственно доступный.

Как бы там ни было, два других крупнейших города страны уберегли от чумы,
фактически заставив их сесть в добровольную осаду. Уцелевшие жители Амитабха
разбрелись по степи, эпидемия наверняка затронула сельские поселения, куда они
добрались, и многих выкосила. Местные власти, боясь соваться в очаги эпидемии,
потеряли за ними контроль, а центральная власть, в свою очередь, утратила связь
с некоторыми провинциями, с Алтаем уж точно. Осадный режим исключал подвоз
продовольствия в Синд и Аджит, и там, естественно, разразился голод. Да,
дилемма... Твердо соблюдаешь карантин, и у тебя голодает население, пускаешь в
город караваны с продовольствием - а где гарантия, что вместе с ними не завезут
и чуму? Императорский двор, сам, разумеется, не голодавший, куда больше боялся
чумы, но простые горожане риску голодной смерти предпочли риск заражения и стали
разбегаться. Ну, их тоже можно понять.

Перевод на том пока обрывался, но, судя по тому, что на улицах Синда и Аджита
останки умерших не валялись, до этих двух городов чума так и не дошла.
Государство пока еще не пало, но вот насколько низко пал авторитет императорской
власти? Вряд ли арьи, вынужденные самостоятельно спасаться от чумы и голода,
после всех этих событий сильно уважали бросившего их на произвол судьбы монарха.
А тут еще и слухи, что все эти бедствия вызваны гневом Варуны, который,
вообще-то, считался родоначальником династии! Не удивительно, если бы люди
начали искать милости иных богов и стали отрекаться от всего, что связано с их
гонителем. Вон, от золотых монет с изображением Варуны, судя по летописи, уже
начали отказываться. При таких обстоятельствах судьба правящей династии явно
висела на волоске, и вполне могло оказаться так, что вовсе не сель стал причиной
гибели Индраварты, и он просто похоронил под песком то, что разрушилось еще до
его схода.

 Отправлено: 13.11.16 08:34. Заголовок: Главы 11 - 12

Глава 11. Наказание за кощунство.

Синд заметно обезлюдел. Было неприятно ходить по опустевшим улицам, где еще
совсем недавно кипела жизнь, словно тот жуткий мор, так и не проникший до сих
пор в пределы столицы, все-таки собрал здесь обильную жатву. Самрата ненавидели
и презирали не только сбежавшие из города, но и те, кто по каким-то причинам все
же решил здесь остаться, но и обвинять в столь масштабных бедах подобное
ничтожество люди не были готовы. Нет уж, такое мог наслать на них только кто-то
по-настоящему великий и могущественный! Мнение, что все это гнев Варуны, стало
всеобщим. Не только в Синде, но и по всей стране ему в эти дни приносили
искупительные жертвы, но грозный вседержитель все никак не смягчался, и люди
постепенно впадали в отчаяние.

Былая любовь к небесному покровителю правящей династии стала сменяться
ненавистью, пока еще сочетающейся со страхом, но у кого-то и страх уже стал
пропадать. Представления, что надо изгнать Варуну из города и целиком отдаться
под покровительство Индры, все больше захватывали кшатриев и молодежь всех
сословий. Статую Варуны, стоящую теперь у императорского дворца, приходилось
теперь отмывать от плевков! Самрат велел отлавливать богохульников, но дворцовая
стража не горела желанием этим заниматься, а может, эти же стражники сами и
плевались, когда никто не видел.

Васашатта, между тем, настолько погрузился в государственные дела, что не
хватало уже времени на семью. Ему почему-то хотелось верить, что хотя бы там
жизнь течет без серьезных проблем. Ну, не голодают, по крайней мере, как многие
другие, и не больны пока ничем, а на остальное по нынешним временам и жаловаться
грешно. Насколько он заблуждался, ему дал понять начальник дворцовой стражи,
неожиданно приславший к нему гонца с просьбой как можно скорее встретиться для
конфиденциального разговора. Поняв, что дело наверняка серьезное, Васашатта
поспешил во дворец.

- Что-то с властителем? - первым делом спросил он, увидев главного стражника.

- Хвала богам, пока ничего. Отдыхает от трудов праведных, - промолвил тот.

- Тогда из-за чего такая спешка?

- Просто опять осквернили статую Вседержителя, и моим людям удалось поймать
богохульников.

- Снова оплевали, что ли?

- О нет, на сей раз обстреляли камнями из рогаток.

- Так это что, мальчишки были?! - что никому из взрослых такая дурость в голову
бы не пришла, Васашатта даже не сомневался, а вот ребятня, наслушавшись
разговоров старших, вполне могла и решиться. Но какова дерзость! В более
благополучные времена о таком никто и помыслить бы не смел!

- Вы очень прозорливы, - кивнул начальник стражи, - ни одному из осквернителей
не исполнилось еще и двенадцати. С сожалением вынужден сообщить, что среди них
был и ваш сын.

Васашатта заметно побледнел. Чего угодно он мог ждать от своего постреленка, но
такого?..

- Самрат знает? - понизив голос, осведомился он.

- По счастью нет. Владыка отдыхает от трудов праведных и ни о чем не
подозревает. Страшно подумать, как бы он мог отреагировать на подобное известие,
боюсь, приказал бы засечь виновных до потери сознания на городской площади, а
среди них есть и сыновья моих подчиненных... очень хороших воинов, между нами
говоря, не хотелось бы с ними ссориться даже по столь важному поводу.

- То есть, стража не собирается оповещать императора? - промолвил Васашатта.

- Нет, пусть он лучше пребывает в неведении, а шельмецов мы решили наказать
по-семейному, как было принято во времена Пратапа, что я и вам очень
настоятельно советую сделать, а то вдруг в следующий раз появятся совсем не
нужные свидетели...

Васашатту передернуло от такого совета. Почему-то вдруг очень живо вспомнилось,
как его самого первый раз в жизни наказывали розгами, только случилось это не
дома, а в школе, и причиной была банальная леность. Ощущения тогда, конечно,
зашкаливали. Было очень стыдно раздеваться перед всеми, а потом стало
нестерпимо больно от ударов березовых прутьев, и он, самый храбрый мальчик в
классе, позорно разревелся. Устраивать подобную экзекуцию малолетнему сыну в
душе очень не хотелось, но умом князь был полностью согласен с начальником
стражи. Поблагодарив его за проявленную милость, Васашатта направился к
караульному помещению, где заперли всех отловленных юных богохульников до
окончания разбирательств.

Юджит появлению отца обрадовался, но не слишком, поскольку прекрасно осознавал,
что в этот раз легко не отделается, да и его старшие приятели после поимки
успели высказать массу крайне пессимистичных предположений о собственной
дальнейшей судьбе. Всю дорогу до дома мальчик пытался как-то оправдаться,
дескать, и не хотел он вовсе в эту статую стрелять, и пульнул-то всего один раз,
и вообще он ни в чем не виноват, это все старшие ребята...

Все эти беспомощные оправдания только еще больше раздражили Васашатту. Вдруг
выяснилось, что его наследник, возомнив себя жутко самостоятельным, самовольно
уходит со двора, связался с компанией мальчишек на несколько лет его старше, при
этом из куда более низкой касты рядовых кшатриев, да еще и бездумно следует их
указаниям! Все это безобразие следовало немедленно пресечь, а то так и
действительно до беды недалеко...

Придя домой, князь приказал прислуге приготовить розги для наказания отпрыска, а
сам отправился к супруге разбираться, как это она не уследила за единственным
сыном. Узнав, что натворил ее Юджит, Амила чуть в обморок не грохнулась, но,
придя в себя, согласилась, что шалуна непременно следует наказать во избежание
худшего, заодно пожаловавшись, что не в состоянии держать его на привязи, что он
теперь постоянно от нее убегает и, похоже, пользуется собачьим лазом под
забором, чтобы удирать с территории усадьбы.

Юджит, завидев розги, заранее разревелся, но отец был непреклонен. Он велел
слугам раздеть наследника догола, уложить на лавку и держать за руки и за ноги,
чтобы не удрал, а сечь его он будет сам. Ревущего мальца приготовили к
наказанию, и Васашатта, глядя на растянутое на лавке маленькое белое тельце без
единой полоски, свидетельствующей о знакомстве с розгой, испытал острый приступ
жалости к отпрыску. Ну да, дурачок еще, готовый ходить хвостиком за старшими
ребятами, лишь бы те брали его в свои игры, тем паче, что ни братьев у него нет,
ни друзей сверстников из собственной касты. Но что же из него вырастет-то, если
он с таких лет приучится глумиться над богами, которым по рождению своему обязан
служить?! Что взять с детей тупых кшатриев, они кроме своего Индры и дэвов ни о
ком и слышать не хотят, но Юджит-то брахман!

Преодолев жалость, Васашатта вооружился розгой и хлестнул наследника по самой
выступающей части ягодиц. Юджит взвизгнул и отчаянно задергался, едва не
вырвавшись из удерживающих его рук, на его молочно-белой коже проступили тонкие
красные полоски. Отец продолжил его нахлестывать, сопровождая порку поучениями:

- Не смей уходить из дома без спроса! Не смей водиться с мальчишками из низших
каст! Не смей поднимать руку на божественные изображения! Не смей глумиться над
собственными предками! Варуна же и твой предок тоже, пусть и по женской линии.
Ты же, когда вырастешь, можешь занять высокий пост в Индраварте, возможно, даже
самый высокий, какой же из тебя будет правитель, если ты не уважаешь богов?!

Юджит истошно вопил под ударами, все еще пытался вырваться и явно не в состоянии
был воспринимать никаких нотаций. Его ягодички приобрели уже равномерно багровый
цвет, хотя розга приземлялась пока на них не многим более двадцати раз, когда
экзекуция была прервана прибежавшим привратником, сообщившим, что там у ворот
стоит колесница какого-то князя, который требует срочной аудиенции у Васашатты.
Критически оглядев наследника, отец решил, что ему, пожалуй, и этого хватит, и
приказал отпустить ребенка. Всхлипывающий Юджит, несмотря на испытываемую боль,
поспешил удрать с лавки и, даже не удосужившись одеться, убежал к мамочке
выплакиваться и утешаться, Васашатта же поспешил в гостиную, заранее
настраиваясь на очень неприятные вести.

Ожидания его не обманули. В комнате его ждал запыленный и измученный долгой
дорогой Шуттарна, жадно пьющий воду из поднесенного кубка.

- Плохие известия? - с порога спросил Васашатта, не тратя время на обмен
приветствиями.

- Очень плохие, - промолвил Шуттарна, устало утерев пот со лба, - вся граница
охвачена мятежом. Мои воины, которым давно уже не платят, устали терпеть и
теперь идут в Синд выбивать свое жалованье. И знаешь, кто у них предводителем?
Тот самый Девдас, которого мы с тобой словили в Аркаиме и который потом сидел у
меня под запором, пока волей Варуны нас крепко не тряхнуло. Тогда он сумел
освободиться и куда-то смылся, а сейчас вновь явился со своими проповедями.
Воины ему чуть ли не в рот смотрят и верят каждому его слову.

- Он проповедует все то же, что и раньше?

- Да, призывает кшатриев не подчиняться князьям, молиться только Индре и Агни и
уходить куда-то с этой проклятой земли, но теперь уже открыто обвиняет во всех
бедах Самрата, от которого в наказание за все его преступления отвернулись боги.

- Паршиво... И скоро нам их ждать под стенами Синда?

- Возможно, через месяц. Они пока не спешат, поскольку рассчитывают усилиться,
взбунтовав крепостные гарнизоны и в других провинциях тоже, это я мчался сюда со
всей возможной скоростью. Но они непременно явятся, можешь не сомневаться.

- И что же нам теперь делать?

- Первым делом оповестить князей, насколько все серьезно. Мятежники винят во
всем Самрата, и они не так уж неправы, именно его безумная политика ввергла нас
в эти бедствия. Как хочешь, но с владыкой надо что-то решать...

- Ты прав, Шуттарна, - кивнул Васашатта, - этот болван на троне погубит и себя,
и нас, и всю Индраварту, но может пояснишь все же, что за дурость он сотворил на
этот раз. Не настолько же мы обеднели, чтобы не иметь возможность
заплатить собственной армии?

Шуттарна вздохнул и начал рассказ. Многое из того, что он говорил, и так было
известно Васашатте, но общая картина проявленного властью безумия, конечно,
потрясала.

Глава 12. Мятеж.

Потеряв остатки уважения собственного народа и продолжая занимать трон только
потому, что все возможные претенденты ждали, когда же, наконец, закончится мор,
чтобы приписать себе избавление страны от этой напасти, а все предшествующие
беды свалить на свергнутого предшественника, император продолжал собственными
руками рыть себе могилу. До Самрата дошло, наконец, что хеманы с изображением
Варуны вызывают теперь у народа чуть ли не панический страх и их надо срочно
выводить из оборота, но чем их заменить? Переплавить монеты с ликом своего
божественного предка в обычные золотые слитки казалось императору актом
богохульства, за который лично ему придется держать ответ перед вседержителем,
если не в этой жизни, так уж в следующей - точно! Оказаться после перерождения
каким-нибудь червяком Самрату не хотелось категорически, так что опальные
монеты лучше спрятать в хранилищах до лучших времен. Да, но чем тогда платить
войску и на что содержать свой двор?! Новых поставок желтого металла с Алтая
ждать не приходилось, переплавлять в слитки ювелирные украшения было очень
жалко, но приходилось заниматься и этим, хотя и в ограниченных масштабах, так
что на все нужды золота решительно не хватало.

Сам ли властитель до этого додумался или подсказал кто-то из придворных
советчиков, только Самрат решил до лучших времен задержать выплату жалованья
пограничной страже. Там к такому отношению не привыкли и сперва слали отчаянные
депеши в столицу, сетуя на невозможность приобрести даже провиант, но в ответ
получили лишь отписки казначея, что, дескать, император запретил отныне
рассылать по стране хеманы, а другого золота в казне нет. Крайний цинизм такого
ответа переполнил чашу терпения сатрапов пограничных провинций, поскольку всем
им прекрасно было известно, что дворцовые хранилища просто ломятся от золотых, и
они, преодолев огромные расстояния, лично явились разбираться в столицу. Самрат
принимать их не пожелал, а беседа с казначеем больше всего напоминала разговор
двух глухих.

- Мы согласны получать жалованье в хеманах, если нет другого выхода.

- Владыка уверен, что от этого вам не будет никакой пользы, поскольку чернь
уверена, что через эти монеты передается проклятие, и просто не примет их в
оплату.

- Но монеты всегда можно переплавить.

- Владыка никогда не позволит этого сделать, ибо считает это кощунством по
отношению к своему божественному предку.

- Если он боится согрешить, то мы можем взять этот грех на себя и сами
переделать их в слитки...

- Тогда Варуна покарает вас тоже, но и с владыки вины не снимет, ведь он все
равно станет соучастником этого гнусного деяния.

- Но послушайте, арианцы давно уже их переплавляют, и никто ни слова не говорил
о кощунстве, когда мы платили им хеманами за их товары!

- Они демонопоклонники и не подданные владыки, поэтому за их грехи он не
отвечает!

- Да у нас же скоро люди взбунтуются! - взвыл Шуттарна, понявший, что эту стену
ничем не пробить.

- Ну, в крайнем случае конфискуйте скот у местного населения, - посоветовал в
ответ казначей, - а потерпевшим пообещайте, что казна оплатит все убытки, как
только закончится мор и снова заработают золотые прииски на Алтае.

Провинциальные сатрапы так и разъехались из Синда не солоно хлебавши.
Неизвестно, как извернулись начальники среднеазиатских и прияицкой провинций,
возможно, действительно стали отбирать у простых общинников скот под обещания
будущей оплаты, но в Каменном Поясе никакого местного населения не было уже
давно, грабить оказалось некого, зато нашелся шраман, проповедующий о
неправедности императорской власти и о том, что кшатриям, которым
покровительствует сам Индра, давно пора перестать уповать на брахманов из высшей
касты и брать свою судьбу в собственные руки. В итоге гарнизон одной из
приграничных крепостей возмутился, поднял на копья собственного командира и на
общем сходе постановил идти на Синд, чтобы самолично выбить у императора
положенное им жалованье. Шуттарна, едва до него дошла весть о мятеже, спешно
примчался в эту крепость с небольшой охраной, пытался и уговаривать, и угрожать,
но, поскольку заплатить не мог, понимания не достиг и еле унес ноги. Мятежники,
тем временем, отправили гонцов в соседние гарнизоны, где воины тоже уже были
морально готовы к выступлению против власти Самрата, которого не стесняясь
называли сумасшедшим, и им хватило небольшого толчка, чтобы присоединиться к
восстанию. За считанные дни мятеж распространился на всю провинцию. Шуттарне
ничего не оставалось, как только мчаться в столицу, чтобы предупредить о
надвигающейся беде.

- Вот теперь ты знаешь все, - закончил Шуттарна свое горькое повествование. - По
всем правилам первым я должен был предупредить о мятеже Самрата, но уже не знаю,
стоит ли? Что он может сделать? Прикажет собирать ополчение по селениям, где
гуляет мор? Пошлет столичный гарнизон подавлять восстание? Хоть им-то жалованье
еще платят?

- Им-то платят, - хмыкнул Васашатта, - но больше уважать властителя они от этого
не стали. Если дело дойдет до настоящей войны, никто не захочет помирать за
Самрата. Да и за вседержителя Варуну, боюсь, тоже...

- Что, все уже настолько плохо?

- Только что пришлось наказать сына за то, что он в компании сынков кшатриев
обстреливал из рогатки статую Варуны. Охранники их, конечно, похватали и
обязательно выдерут, но в душе целиком на их стороне. Что уж там говорить о
черни. Нам срочно нужен новый разумный правитель, пока весь народ не
взбунтовался.

- У тебя есть кто на примете?

- Начальник городской стражи Васу, по-моему, вполне подходит на эту роль.
Синдские кшатрии его уважают, явных глупостей за ним не числится, в устраиваемых
Самратом оргиях он никогда участия не принимал. Думаю, мне удастся его уговорить
выступить против императора. Но, конечно, сперва надо подготовить князей, чтобы
они представляли реальный масштаб угрозы.

- Пожалуй, так и сделаем.

Весть о начавшемся мятеже дошла до Самрата, только когда слухи об этом
разошлись по всему городу. По отчаянным донесениям провинциальных сатрапов
восстание уже перекинулось и на гарнизоны крепостей в нижнем течении Яика, и
на кордоны, сдерживающие набеги таежных племен севернее сожженного Амитабха.
Похоже было на то, что восточнее Тобола никаких следов имперской власти не
осталось вообще. И все это восставшее воинство разными путями стекалось в
лагерь, разбитый у речной переправы чуть южнее Амитабха, чтобы, соединившись в
единую орду, двинуться маршем на Синд.

Что оставалось делать императору? Силы столичного гарнизона многократно уступали
объединенным силам восставших. Сколько-нибудь серьезное ополчение в обезлюдевшем
и оголодавшем городе было уже не собрать. Послать за помощью в Аджит? Так и там
те же самые проблемы! Не видя никакого реального выхода, Самрат заперся во
дворце и усердно молился, тщетно уповая на то, что хоть так ему удастся
отвратить гнев Варуны. Даже для серьезного жертвоприношения ресурсов уже не
было.

Именно молитвой он и занимался, когда порядком перепуганный стражник без стука
ворвался в его покои и оповестил, что во дворец явилась представительная
делегация князей и срочно требует встречи с владыкой. Разозлившийся Самрат
гаркнул, что он никого не вызывал и пусть, мол, убираются по домам, пока он сам
не соизволит их увидеть, но стражник почему-то не ринулся исполнять его
приказание, а лишь зловещим тоном пояснил, что господа явились с оружием и в
окружении вооруженной челяди. Крикнув на подмогу дворцовую стражу, император
все-таки пошел выяснять, что там так срочно потребовалось его родственникам.

Одного взгляда на эту сумрачную толпу хватало, чтобы понять, что незваные гости
настроены чрезвычайно серьезно. Вперед вышел один из седобородых старейшин и,
пропустив положенные по придворному этикету славословия божественному владыке,
сразу перешел к изложению претензий. По его словам, все они, достойные мужи из
великих родов, провели богослужение, на котором обратились с просьбой к богам
подсказать, как избегнуть грозящих стране бед. И боги якобы известили их, что
виной всему нынешний правитель Индраварты, оскорбивший своими деяниями и дэвов,
и Адитьев, и что сам Индра желает, чтобы землей, названной его именем, правил
отныне новый владыка. Следуя воле богов, князья посовещались и решили предложить
Самрату добровольно отречься от престола.

Император судорожно хватал ртом воздух как рыба, вытащенная на берег. За всю
историю Индраварты был только один случай добровольного отречения властителя, и
сделал это его предшественник Пратап, причем действительно по собственной
инициативе. Можно было, конечно, воспротивиться, но Самрат хорошо помнил судьбу
тех правителей, кто выступал против аристократии. Ну, конечно, если ты Вар, у
которого за спиной целая вооруженная орда, или ты сильный колдун, как Магуш, то
вполне можешь и наплевать на мнение лучших людей страны, но в любом другом
случае ты обречен. Артэхшэтру, вон, зарезали прямо во время богослужения, а
Кирте пришлось спасаться бегством. Тем не менее, император все-таки сделал
попытку побороться и крикнул страже вязать мятежников, но те и не вздумали его
слушаться, при том что в зале находился сам начальник дворцовой стражи, с
презрением глядящий на своего властителя. Поняв, как жалко он выглядит, Самрат
уселся на пол, привалившись спиной к стене, словно ноги больше отказывались его
держать, и враз осипшим голосом попросил позвать писца, чтобы он мог
продиктовать свое отречение.

Отрекшемуся правителю настоятельно посоветовали побыстрее убраться из города,
пока сюда не явились мятежники и не потребовали его головы. В качестве
наиболее подходящего места дальнейшего проживания ему предложили верховья
Яксарта, куда восставшие точно не попрутся и где всегда легко скрыться в горах.
Самрат поспешил последовать доброму совету, так что, когда войско восставших
подошло, наконец, под стены столицы, прежнего правителя там уже не было и вести
переговоры пришлось Васу, избранному князьями новым императором.

Бывший начальник городской стражи оказался успешным переговорщиком. Он, конечно,
согласился выплатить с лихвой все недоимки, переплавив для этого столько монет,
сколько потребуется, но, под предлогом опасения грабежей, добился того, чтобы
победители заходили внутрь городских стен и уж тем паче в императорский дворец
только в очень ограниченном количестве, распорядившись перед этим убрать с
видных мест и спрятать в дворцовом хранилище все сколько-нибудь ценные вещи.
Городская чернь при этом приветствовала провинциальных воинов как освободителей.

Походив по Синду, восставшие кшатрии оказались неприятно удивлены статуей
Варуны, стоящей перед дворцом. Распоясавшаяся молодежь, да и дворцовые стражники
в последние дни статую эту не щадили совершенно, и она быстро обрела абсолютно
непотребный вид. Но даже и в подобном состоянии она пришельцам активно не
нравилась. Их вожди во главе Девдасом, которого восставшие почитали в качестве
пророка и непререкаемого авторитета в божественных делах, заявились целой
делегацией во дворец и потребовали от Васу снести неугодный монумент, упирая на
то, что Варуна отрекся от почитавшего его народа, обрек его на неисчислимые
бедствия и потому больше не достоин приоритетного поклонения. Арьям, дескать,
отныне следует почитать прежде всего Индру и Агни, но раз их статуй в Синде нет,
то и статуи Варуны быть не должно. Такова, мол, воля всего народа.

Васу правильно понял, что снос статуи основателя его рода должен символизировать
победу восставших кшатриев над брахманами, но ради умиротворения готов был пойти
даже на такое унижение. При ликовании собравшихся городских низов статуя
вседержителя Варуны была снесена с постамента и разбита на части, а потом и сам
постамент разнесли по камушку. Этим символическим актом восстание, собственно, и
завершилось.

 Отправлено: 27.11.16 08:34. Заголовок: Глава 13

Глава 13. Последняя летопись.

Окончание царствования Самрата описывалось летописцами уже явно не при его
правлении, иначе и представить было мы невозможно, чтобы богоравного самодержца
упрекали в безумии, хотя начудил он, конечно, по полной программе. Лодейников
попытался представить себя на его месте и честно себе же признался, что такого
ему в голову точно бы не пришло. Это каким же надо быть упертым мистиком, чтобы
эфемерную опасность от лицезрения изображения предположительно разгневанного
бога счесть более реальной, нежели угрозу мятежа собственных воинов, оставленных
лично тобой безо всяких средств к существованию, при том что казна ломится от
золота?! Нет, похоже, сознания религиозных фанатиков ему не понять, нечего и
пытаться!

Дальнейшие события были уже до боли предсказуемы. Конечно, оголодавшая
пограничная стража потребовала немедленной платы от собственного начальства и,
не получив ее, восстала и пошла добывать свои деньги непосредственно у
императора. Конечно же нашелся проповедник, готовый придать этому протесту
идеологическое, так сказать, обоснование. Конечно же мятеж пошел
распространяться по всем пострадавшим гарнизонам со скоростью лесного пожара.
Удивительно, что никто не подсказал властителю, что пожар этот надо немедленно
тушить, благо есть чем. Или он уже настолько отошел от суетного мира, что просто
не слушал ничьих советов? Или он настолько достал собственное окружение, что его
уже откровенно сливали? Судя по тому, как легко договорились враждующие обычно
между собой аристократы, второе предположение было ближе к истине. Итак, когда
запахло жареным, знать объединилась и заставила властителя "добровольно"
отречься от престола. Отрекся, конечно, куда ж ему одному идти против всей своей
касты, когда даже собственная охрана его предала.

Низложенному правителю посоветовали срочно бежать подальше от Синда, и он этому
совету внял, только не угадал с направлением. Ну, откуда ж ему знать, что его
ненавистники, восставшие кшатрии, решат потом попытать счастья на землях бывшей
Мелуххи и их путь на юг пройдет как раз через его убежище?! Летописец
меланхолично констатировал, что, по слухам, Самрата случайно опознал один
колесничий, которому прежде по службе доводилось бывать в столице, и бывшего
правителя так и не простившие его воины подняли на копья.

В отличие от Самрата, сместившим его аристократам как-то удалось договориться с
восставшими, в том числе и за счет наконец-то пошедшего в переплавку монетарного
золота, но одной материальной компенсацией мятежники не удовлетворились и
потребовали снести статую Варуны, стоящую у императорского дворца, якобы в
отместку за насланные этим богом бедствия. Возможно, именно эти претензии и
озвучивались при требовании сноса, но Лодейникову показалось, что подоплека там
на самом деле была совсем иная и брахманы прекрасно должны были ее понимать.
Именем Индры, покровительствующего кшатриям, снести статую Варуны,
покровительствующего брахманам, означало утвердить первенство кшатриев перед
брахманами и идейно подкрепить претензии их вождей на царскую власть.

Тут Лодейникову очень кстати вспомнилась давняя уже научная работа Н. С.
Трубецкого "Религии Индии и христианство", где тот утверждал, что "Факт победы
Индры над Варуной недостаточно оценивается исследователями истории религии
Индии. Между тем этот факт был чреват последствиями и предопределил все
дальнейшее развитие индийской религиозной мысли". Интересно, что бы сказал этот
прозорливый исследователь, узнав, КАК ИМЕННО Индра одолел Варуну?!

Итак, символ власти императоров пал, мятежники добились всего того, чего хотели,
и что же дальше? На троне утвердилась новая династия, уже из кшатриев? Да нет,
все те же князья-брахманы избрали из своей среды нового властителя, и никто из
мятежников и не вздумал помешать ему занять трон. Или же восставшие кшатрии,
удовлетворившись малым, вернулись в свои крепости, чтобы продолжать нести
воинскую службу? Да ничего подобного, они просто разбрелись по степным
становищам, утвердив свою власть там, и самые пассионарные из них стали
племенными вождями по примеру Ариана, вот только ни в какой Совет вождей
объединяться не стали. И кем же тогда, спрашивается, правил новоизбранный
император?

Ответ на последний вопрос летописец старательно обходил стороной. Ну, формально
никто империю не ликвидировал, официально она продолжала существовать все в тех
же границах, только в провинциях больше не сидели назначенные императором
сатрапы, налоги в имперскую казну за пределами Синда не взимались, ополчение не
созывалось, границы никто не охранял, даже к суду императора в своих разборках
новоявленные вожди прибегать не стремились. Как-то все это до боли напоминало
Западную Римскую империю в последние годы ее существования, раздираемую на части
варварами, но при этом с императором, маловлиятельным, ничем почти реально не
управляющим, но формально - главой всей этой огромной территории, с чьего якобы
дозволения правят фактически независимые вожди тех варварских племен. Так оно и
тянулось, пока вождь герулов Одоакр не сподобился прекратить эту комедию.

В Индраварте положение было ничуть не лучше, разве что вместо иноплеменных
вождей на части ее рвали свои же собственные арийские кшатрии и ни один из них
не был готов развенчать императора. Империя медленно умирала, и даже как-то
странно, что никто из соседей не рискнул покуситься на ее земли. Ну, арианцы,
допустим, и в самом деле опасались наложенного на них проклятья, а остальные
что? Или им реально были страшны небольшие летучие отряды арьев на колесницах? А
что, вполне может быть, ведь именно такие отряды очень скоро покорили
густонаселенный Пенджаб.

О легендарном вторжении арьев в Северо-Западную Индию летопись упоминала. Из нее
можно было узнать и имя предводителя первой вторгшейся туда орды - Индражит, и
имя, так сказать, главного идеолога этого вторжения - Девдас. Этот шраман,
оказывается, почитался у кшатриев чуть ли не пророком, и он якобы упорно
твердил, что арьям не жить больше на земле смертельно обиженного ими Варуны,
что эта земля проклята и единственный шанс спастись - отправиться на поиски
другой. Ну, Пенджаб, конечно, вполне подходил вынужденным беглецам. Плодородные
равнины, пересекаемые полноводными реками, тропический климат, при котором почти
никогда не бывает морозов, прежняя цивилизация, давно освоившая эти места,
пребывает в глубоком упадке, его разрозненные городки не в состоянии хоть как-то
противостоять завоевателям. Не удивительно, что за первой волной вторжения пошла
вторая и третья, а затем чуть ли не все племена арьев перебрались на Индостан,
навязав местному населению свой язык и основы религиозного вероучения, но при
этом заимствовав у него культуру земледелия и строительства и введя в свой
пантеон наиболее почитаемых местных богов, того же Шиву, например. Растянулся
этот процесс лет на двести как минимум, а то и на все четыреста, когда об
Индравартской империи уже и памяти не осталось, и, конечно, все последующие
события никак не были зафиксированы в летописи.

Итак, некоторое время империя еще формально существовала, но была обречена из-за
полнейшего равнодушия подданных к ее судьбе. На память Лодейникову пришло
стихотворение Булата Окуджавы, ставящее очень точный диагноз такому положению
дел:

"Вселенский опыт говорит,
что погибают царства
не оттого, что тяжек быт
или страшны мытарства.
А погибают оттого
(и тем больней, чем дольше),
что люди царства своего
не уважают больше."

Лучше и не скажешь. Все четвертьвековое правление императора Васу стало
прекрасным тому подтверждением. Не было почти никаких налоговых поступлений, и
государство существовало только за счет старых золотых запасов, в постоянном
страхе, что придут и ограбят. Собственно, только в охране золотохранилищ и
состоял теперь последний смысл существования Синда, по сути превратившегося в
город-государство.

Амрит, бывший форпост империи на южном направлении, утратил всякое значение
вообще и за считанные годы полностью обезлюдел. Кто подался в степь, кто ушел
завоевывать Пенджаб, а последние адепты Варуны и сторонники старых порядков
перебрались в Синд, где еще нужны были стражники и можно было как-то
прокормиться на государственной службе.

Все авантюристы и пассионарии покидали постепенно пустеющую столицу, устремляясь
на юг, где собирались племена переселенцев перед последним броском через горы.
Бактрия, чьи могучие крепости так и не сумел в свое время взять Джайант, уже два
века как пребывала в упадке и перестала быть серьезной преградой. Восточная ее
часть стала проходной дорогой для арьев на пути в Пенджаб, на запад же вдоль
побережья Каспийского моря стали постепенно проникать переселенцы из Ариана,
пользуясь тем, что былая граница по реке Урал больше не охранялась. Эти
переселенцы скоро обживутся там, создав Язскую культуру, просуществовавшую
около четырех веков и породившую зороастризм. Все это время они будут с
переменным успехом враждовать с потомками арьев, поклоняющимися Индре и дэвам и
прозванными ими туранцами, пока их пути не разойдутся окончательно: арьи
откочуют на Индостан, а язсцы, в большинстве своем, - на Иранское нагорье.

Когда закончилось правление Васу, летопись не сообщала, поскольку обрывалась на
событиях 1475-го года до нашей эры, но чем все закончилось, легко можно было
предположить, поскольку последней записью в ней было: "В Синд пришел мор.
Сохраните нас, боги!".

Итак, опять чума. Первая эпидемия обошла столицу стороной, но во второй раз,
видимо, в городе не было ни достаточных запасов продовольствия, ни авторитетной
власти, чтобы установить крепкий санитарный кордон. Удивительно, что на улицах
города, в отличие от Амитабха, при этом не валялись ничьи останки. Вряд ли их
все могло смыть наводнением, стало быть, успели убрать? Летописец, оставивший
запись о море, вероятно, скончался в ходе эпидемии, но неужели в городе не
нашлось больше никого грамотного, чтобы продолжить летопись? Или им уже не до
того было?

Лодейников дал указание хорошенько прошерстить остальные глиняные таблички,
найденные в дворцовой библиотеке, и вот удача: среди многочисленных
хозяйственных записей нашлось нечто вроде личного дневника. Автор сообщал, что
его зовут Юджит, что он является последним оставшимся в живых членом княжеского
рода, ведущего свое происхождение от младшего брата Варуны. По утверждению
Юджита, именно ему довелось стать последним правителем Индраварты. Его отец
Васашатта стал первым, кто донес до арьев известия о проклятии Йимы и гневе на
них Варуны, но остался при этом верным служителем последнего и отказался
участвовать в походе на юг, хотя это настойчиво предлагал ему сам Девдас,
духовный лидер мятежных кшатриев.

Описывая свое детство, Юджит подчеркивал, что воспитывали его очень строго и
один раз жестоко наказали за соучастие в осквернении статуи Варуны, причем
случилось это незадолго до того, как статуя была разрушена по требованию
восставших. С детства впитав строгие моральные принципы и верность памяти
создателя Индраварты, Юджит поклялся до последнего вздоха хранить его наследие и
не изменил этой своей клятве, даже когда Варуну предали все остальные князья.

Когда Синд поразил мор, он выкосил три четверти населения города и подавляющее
большинство членов аристократических родов, включая правящего тогда императора
Васу. Когда эпидемия, наконец, отступила, оказалось, что во всей стране не
осталось в живых ни одного прямого потомка Варуны по мужской линии!
Малочисленные князья из трех остальных родов, выжившие во время мора,
посовещавшись, выбрали императором Юджита, как самого мужественного и стойкого
среди них. Общими усилиями город очистили от трупов, захоронив их за внешней
стеной, но, опасаясь, что в конец обезлюдевший Синд станет легкой добычей первой
же разбойничьей шайки, поскольку защищать его стены уже считай что и некому,
упорно распространяли слухи, что мор не прекращается и в город соваться опасно.
Чтобы разжиться продовольствием, вели тайную торговлю с проверенными людьми,
расплачиваясь казенным золотом.

Такое полуизолированное существование продлилось еще лет пять. Не видя никаких
перспектив возрождения былого величия Индраварты и понимая, что со временем
город все равно неизбежно вымрет, уцелевшие князья решили искать лучшей доли в
более благодатных краях и, собрав оставшихся горожан из числа простонародья,
поманив их обещанием более легкой жизни на дальнем юге, снарядив боевые
колесницы и повозки, на которые загрузили провиант и часть золота из казны,
двинулись караваном в направлении Яксарта, на берегах которого собирались в то
время переселенцы со всей степи. Юджита они тоже звали с собой, но он отказался
с ними идти, сославшись на свою клятву и заявив, что останется здесь хранить
наследие предков. Удалось ли ушедшим добраться до земель вожделенной Мелуххи,
Юджиту осталось неведомо.

Последний правитель империи остался жить один в окончательно опустевшем городе,
добывая себе пропитание охотой и понемногу тратя старые запасы зерна, а в
свободное время нанося на глиняные таблички свои воспоминания. Увы, такое его
отшельническое существование продлилось не более полугода. Юджита внезапно
скрутила невыносимая боль в животе. Не надеясь уже выжить, на последней
табличке он написал, что с достоинством принимает волю богов, решивших так рано
отправить его на встречу с предками, запрет перед смертью все дворцовые
хранилища и умрет на императорском троне, который занимает по праву как
последний член касты, не изменивший основателю Индраварты.

Дочитав последнюю строку перевода, Лодейников устало откинулся в кресле. Ну, вот
и разрешились все загадки. Таинственный ключарь действительно оказался последним
правителем сгинувшей империи, не покинувшим своего поста, даже когда все его
бросили, и помершим, скорее всего, от банального аппендицита. Случившийся вскоре
сель накрыл, таким образом, уже мертвый город, сохранив от разграбления его
сокровища. Работу экспедиции можно было закрывать. Конечно, осталось еще много
не раскопанных индравартских городов, но по сравнению с найденными письменными
источниками их исследование мало что прояснит. Так, только мелкие детали. А вот
осмыслять историю этого давно исчезнувшего государства предстоит еще очень
долго, чем он, конечно же, и займется.

 Отправлено: 27.11.16 08:35. Заголовок: Заключительные главы романа

Глава 14. Исход.

Пока в Синде куролесили восставшие кшатрии, Васашатта старался не покидать
своего особняка. Не ходил даже во дворец, хотя Васу, только недавно начавший
вникать в государственные дела, очень рассчитывал на его помощь. Просто князю
было до омерзения противно появляться рядом с тем местом, где только что
надругались над статуей бога, которому он верно служил всю свою жизнь. А еще
было стыдно перед маленьким сыном, которого он не так давно больно наказал за
непочтительное обхождение с этой самой статуей. Что он теперь подумает и о
Варуне, и об отце, и о тех князьях, что обязаны были хранить верность своему
родоначальнику, но отдали его изображение на поругание? Нет, мир и в самом деле
рушился, и вседержитель явно решил наказать своих недостойных потомков, лишив их
разума! Своими душевными терзаниями Васашатте даже поделиться было не с кем,
поскольку верный друг Шуттарна, не желая встречаться со своими бывшими
подчиненными, постарался загодя убраться из города.

Князь и сегодня не был намерен ни с кем контактировать, но прямо к нему в
комнату внезапно ворвался перепуганный привратник, чтобы сообщить, что хозяина
срочно желают видеть "два каких-то разбойника". Догадываясь, что с этих
визитеров вполне станется сломать ворота, если не выйти к ним добровольно,
Васашатта, помянув всех демонов, поспешил на улицу. У ворот действительно
стояли двое восставших: могучий кшатрий, вооруженный мечом в богато изукрашенных
ножнах (кого, интересно, ограбил?), и, судя по одежде, небогатый провинциальный
брахман, чья физиономия показалась князю смутно знакомой. Ба, да это же Девдас
собственной персоной! Бывший шраман, которого они с Шуттарной поймали в Аркаиме
и который сделал с тех пор головокружительную карьеру, став духовным вождем
восставших кшатриев. Что, интересно, ему здесь надо? Или просто пришел
поглумиться над побежденным противником?

Девдас, однако, никаких агрессивных намерений выказывать не стал, напротив,
первым делом высказал Васашатте свою признательность, дескать, только благодаря
князю его, Девдаса, и не прикончили сразу же после ареста, а посадили под
замок, откуда он и смог потом благополучно освободиться. Новоявленный пророк
также выразил восхищение, что Васашатте удалось выведать у арианских магов суть
проклятия Йимы и донести это знание до народа Индраварты. Девдасу, оказывается,
это очень помогло в его проповедях. Не сказать, чтобы Васашатта сильно этому
обрадовался, но он сумел сдержать свои эмоции и сухо попросил незваных гостей
перейти к делу. Ну, не ради же благодарностей они сюда заявились? Девдас
ответил, что разговор им, возможно, предстоит долгий и не хотелось бы вести его
на улице. Делать нечего, пришлось пригласить эту парочку пройти в дом.
Расположившись в гостиной, князь без обиняков спросил:

- Ну, вы же уже получили все, что требовали. Чего вы еще добиваетесь?

- Неужто ты думаешь, князь, что я пришел в Синд за золотом? - вопросом на
вопрос ответил Девдас и поспешил пояснить: - Большинство наших соратников
первоначально и в самом деле добивались только выплаты жалованья, но это вовсе
не значит, что, получив его, они захотят вернуться в свои крепости. Во время
похода многие из них поняли, как это хорошо, когда над тобой нет начальников, и
теперь сами хотят вершить власть.

Мда, это откровение было очень неприятной новостью. Брошенные крепости означают
открытую для набегов границу, а как могут вершить власть неграмотные воины, Синд
хорошо понял еще во времена правления Вира. Не дай боги такому повториться!
Васашатта, однако, постарался сдержать эмоции.

- И как эти люди, мечтающие вершить власть, собираются поделить императорский
трон? - язвительно промолвил он.

- Никто из них и не претендует на то, чтобы править Синдом, - сказал Девдас. -
Этот город чужд для них, и они прекрасно осознают, что никогда не станут в нем
своими. Максимум, на что они рассчитывают, это стать вольными вождями
собственных племен, как в Ариане. Получив положенную плату, они просто
разъедутся по своим родным местам и постараются возглавить соплеменников.

- По степным урочищам, где сейчас мор гуляет? - хмыкнул Васашатта. - Много ли
живых они там найдут? Мне вот даже удивительно, как это вы умудрились проделать
такой путь по степи, не перезаразившись.

- А нет больше никакого мора, - произнес Девдас. - Пока вы тут сидели, запершись
в крепостных стенах, да от страха тряслись, мор закончился сам по себе.

- Да не может быть!.. - не поверил Васашатта.

- Еще как может, князь! Но он обязательно вернется, - тут же добавил Девдас. -
Гнев Варуны не утолен, он может подарить ложную надежду, но на самом деле не
успокоится, пока не выживет арьев с этой земли. Нам надо искать себе другую
землю, на которой не лежит проклятие. Я постоянно твержу об этом нашим воинам,
они меня слушают и соглашаются, но большинство из них еще не готово покинуть
родину. Кто-то должен стать первопроходцем и показать им путь.

- И ты решил взять эту роль на себя?

- Вседержитель Индра и Агни решили это за меня, князь. Я не более чем послушное
орудие их воли. Они сами поведут нас в теплые, благодатные земли.

- Все такие земли давно уже кем-то заняты, - возразил Васашатта, - и население
их наверняка велико. Вы всерьез надеетесь что-то там отвоевать? Где же лежит тот
благодатный край, куда вы решили направить свои стопы?

- Это Мелухха, князь. Там текут полноводные реки, там никогда не бывает морозов
и весь год растут буйные травы. Там хорошо будет и людям, и скоту.

- Мелухха??!! Да сам Джайант со всей его воинской мощью не сумел туда даже
прорваться! Только обломал зубы на бактрийских крепостях!

- Боги покарали не только Индраварту, князь. На Бактрию и Мелухху их гнев
обрушился куда раньше. Их города опустели, их крепости больше некому защищать.
Они теперь раздроблены и слабы, и у них нет ни наших коней, ни наших колесниц.
Никто больше не попытается преградить нам дорогу в Бактрии, горы, отделяющие от
нее Мелухху, вполне преодолимы, ведь через них давно уже ходят торговые
караваны, а на равнинах Мелуххи у нашей конницы просто не будет достойных
противников. Ну и Индра, в случае чего, не откажет нам в помощи.

- И давно у них такое запустение? - поинтересовался Васашатта. - Помнится, даже
Кирта, чьи владения находились как раз рядом с Бактрией, не решился туда
соваться, а предпочел пойти покорять Месопотамию.

- Если верить дошедшим до меня слухам, беды там начались почти сразу после его
ухода, причем одновременно с Мелуххой.

- Если и там мор погулял, то нам сильно повезло, что у нас после Джайанта не
было с ними никакой торговли, - передернул плечами Васашатта. - Но кто мог
тогда донести эти слухи?

- Ты не поверишь, князь, но в Бактрии уже тогда были арианские лазутчики.
Арианцы давно интересовались той землей и если не заняли ее до сих пор, то
только благодаря нашим пограничным крепостям.

- Которые теперь опустели, - резюмировал Васашатта. - То есть уже в ближайшее
время нам следует ждать нашествия.

- Тем важнее их опередить и самим занять лучшие земли, - наставительно произнес
Девдас.

- Куда ж мы тогда смотрели, дураки... - горестно выдохнул Васашатта и тут же сам
себе мысленно ответил. На отделившийся Ариан, куда же еще. Почему-то все
властители Индраварты, начиная с Джасвонта, полагали, что нет у них важнее
задачи, чем восстановление империи в ее прежних границах, поэтому глядели
исключительно на запад и даже не замечали, какие завидные возможности
открываются на некогда вожделенном юге. Да он и сам так искренне считал. Какая
насмешка богов, что глаза у него открылись только тогда, когда империя уже лежит
в руинах!

- Боги отвращали нам глаза, - дипломатично прокомментировал его стенание Девдас.

- Итак, вы собираетесь в поход на Мелухху, - констатировал Васашатта, - и кто
его возглавит?

- Вот этот человек, - Девдас коснулся рукой своего молчаливого спутника. - Его
зовут Индражит, и он известен своей храбростью и командирскими талантами. В
Ариане он давно бы стал большим военачальником, но у нас в Индраварте ваша
каста подмяла под себя все и пытается учить прирожденных воинов, как им лучше
воевать, хотя сама ни мало в том не разбирается.

Эту критику Васашатта вынужден был признать. Действительно, после смерти
Джасвонта из аристократических родов не вышло ни одного успешного полководца.

- Итак, вас поведет кшатрий, - промолвил он, - а ты Девдас, будешь при нем в
качестве вдохновителя и главного жреца. Ну, а ко мне-то вы зачем обратились?
Полководец из меня никакой, налоги с торговцев собирать вам еще долго не светит,
и даже бог, которому я всю жизнь верно служил, вам не нужен.

- Зато, князь, ты силен в грамоте, - произнес Девдас. - Я знаю много гимнов
богам, но не в состоянии их записать, поскольку не владею языком черноголовых.
Кто-то же должен сохранить для потомков память о наших грядущих подвигах!

- Собираетесь использовать меня в качестве летописца? - горько усмехнулся
Васашатта. - Нет, Девдас, я желаю вам всяческих успехов и буду молиться за то,
чтобы вы вывели наш несчастный народ в ту благодатную страну, но сам я плоть от
плоти этой земли и хочу лечь в нее после смерти. Даже если мой бог гневается на
меня, я все равно его не предам! А память о вашем походе... Передавайте ее из
уст в уста, учите детей и накажите им передать все своим будущим детям, так и
сохраните ее на века. Может, потом кто-нибудь все и запишет.

Девдас с Индражитом еще пытались поуговаривать его, суля высокое положение в их
стане и обширные земли в собственность после успешного завершения похода,
стращая бедами, которым еще предстоит обрушиться на Синд, но он остался тверд.
Расстались они, впрочем, без взаимного озлобления.

В последующие дни Васашатте довелось наблюдать за формированием боевого отряда,
которому предстояло первым вторгнуться в Мелухху. Несколько сотен отборных
воинов, отлично владеющих луком и копьем и умеющих управлять колесницами,
пастухи и городские ремесленники - кузнецы, оружейники, шорники, сапожники,
портные, которым предстояло обслуживать это воинство, молодые женщины, готовые
куда угодно идти за этими храбрыми мужами, кашеварить для них, обстирывать и
лечить им раны. Князь не сомневался, что скоро в этом обозе и дети появятся, и
превратится отряд завоевателей в полноценное племя переселенцев, если, конечно,
боги и дальше будут столь благосклонны к Девдасу и его соратникам.

Потом он вместе с малолетним сыном провожал будущих покорителей Мелуххи.
Огромный караван растянулся на несколько верст. Многочисленные повозки груженые
самым разнообразным добром, боевые колесницы, заводные кони, большое стадо
коров и еще более многочисленная отара овец - короче, все, что надо для
преодоления длиннейшего пути и обустройства на новом месте.

Связь с ушедшими была утрачена не до конца: изредка, раз в месяц, оттуда в Синд
присылали гонца. Один из таких гонцов донес весть о гибели Самрата в селении на
Яксарте, где остановился на привал боевой отряд. Какой-то воин, служивший прежде
в столице, опознал бывшего властителя, и кшатрии, не простившие низложенному
императору былых утеснений, насадили его на копья. Ох, как же изощренно
поиздевались над ним боги! Бежал в глушь, чтобы уцелеть, а получилось - прямо
навстречу своей смерти!

Обезлюдевшая Бактрия, как и предсказывал Девдас, не могла задержать его отряд, а
ее некогда неприступные крепости арьи просто обходили стороной. Изрядные
трудности вызвало преодоление горных перевалов, к счастью, никем не охраняемых,
но когда уставшие завоеватели, наконец, спустились с гор, их взорам открылась
бескрайняя равнина, покрытая густыми лесами совершенно непохожими на знакомую
арьям северную тайгу, хотя в поймах рек, особенно рядом с поселениями, было
достаточно и лугов с сочной травой, пригодных для пастбищ. Почвы здесь оказались
мягкими, вполне пригодными для вспашки бронзовым плугом, и местное население
выращивало на них рис.

Местные жители, знакомые с бронзовым оружием, но никогда и в глаза не видевшие
коней, не говоря уже о боевых колесницах, оказались плохими воинами и терпели от
пришельцев разгром за разгромом. Арьи, не слишком разбираясь в племенной
принадлежности покоренных, называли их всех одинаково, даса, и превратили в
невольников-крестьян. Впоследствии почти все эти местные жители стали шудрами в
кастовой организации арийского общества.

Вести о столь успешном начале покорения Мелуххи и о ее поистине райском климате
не могли, конечно, не взбудоражить и другие племенные кланы, именуемые джанами,
которые после победы восстания стали основной формой самоорганизации арьев. Одна
джана за другой собиралась в дальний поход на юг и, перевалив через горы,
вторгалась на заветную равнину. Арьи обустраивались на новом месте жительства, а
земли Индраварты постепенно приходили в запустение.

Глава 15. Конец Индраварты.

Годы взросления Юджита пришлись на закат империи. Его отец Васашатта после
низложения Самрата стал, можно сказать, правой рукой нового императора, но все
его хоть как-то исправить положение дел были тщетны. Реальная власть Васу не
простиралась дальше городских стен, хотя все новоявленные вожди формально
почитали его главой Индраварты. Ну и что с того? Налогов в государственную
казну кроме столичных жителей не платил никто, все окрестные земли были
поделены между джанами, которые даже конфликты между собой старались разрешить
самостоятельно, не прибегая к императорскому суду. Все это до боли походило на
общественное устройство Ариана, разве что Совета вождей здесь никакого не было.
Даже обитатели южных провинций, не участвовавшие в мятеже, поддались общему
настрою и изгнали своих сатрапов, в результате чего вся имперская знать
собралась в Синде. На севере обитатели тайги уже открыто осваивали окрестности
спаленного Амитабха, что творилось на востоке, вообще трудно было сказать.
Похоже, тохары, уцелевшие во время мора, вытеснили оттуда остатки арьев, так что
о возобновлении добычи золота на Алтае и речи идти не могло.

Если что и будоражило обитателей степи, так это слухи о райской жизни в бывшей
Мелуххе, которую пришедшие завоеватели уже начали называть Арьявартой, то бишь
Землей арьев. В долгие холодные зимние месяцы так приятно было помечтать о крае,
где царит вечное лето, растут экзотические фрукты и скот весь год питается
свежей травой, а не с огромным трудом заготовленным сеном или тем, что удалось
добыть из-под снега. Покидать родные места с могилами предков было, конечно,
жалко, да и дальний путь через пустыни и горы многих страшил, но что ни сделаешь
ради счастливой, безбедной жизни для себя и детей! И вот одна джана за другой
принимала решение о переселении, продавала за золото лишний скот, закупала
повозки, оружие и всякие хозяйственные инструменты, которые потребуются для
обустройства на новом месте, и отправлялась в долгий переход на юг, сперва на
берега Яксарта и Окса, а оттуда, после длительного отдыха, и через горные
перевалы.

Поскольку золотом и ремесленными товарами переселенцев теперь снабжал
исключительно Синд, все они перед началом дальнего путешествия собирались в
столице, делали жертвоприношения в ее храмах, ожесточенно торговались на
базарах, да и просто слонялись по городу, дивясь на его красоты и особенно на
императорский дворец. Юджит с толпой зевак пялился на них и их повозки и
вслушивался в разговоры. В его цепкой памяти надолго остались названия их
кланов: бхараты, криви, куру, тритсу, яду. Не так много времени пройдет, и все
они огнем и мечом пройдут по еще не завоеванным землям Мелуххи, утвердив там
свою власть.

Первым переселенцам удалось одолеть этот долгий путь без серьезных
боестолкновений по дороге, но скоро на берегах Окса стало весьма неспокойно. Не
одних арьев влекли благодатные южные края, их бывшие соотечественники, а с
некоторых пор непримиримые противники арианцы тоже туда стремились. После того
как граница с Арианом перестала охраняться, большие их отряды, а потом и целые
племена стали откочевывать через сухие приморские степи в долину Окса и еще
дальше на юг. Пускать демонопоклонников на благословенные земли Арьяварты арьям
категорически не хотелось, и они принялись всячески препятствовать их
продвижению. На берегах Окса и в окрестных горах разгорелась настоящая война,
идущая с переменным успехом. То арьи захватывали становища противников, загоняя
их далеко в пустыню, то арианцы брали реванш, вытесняя арьев за горы и не давая
им возможности даже подобраться к реке.

В Синде с заметным интересом следили за всей этой заварухой. Князья были твердо
уверены, что какими бы отчаянными вояками ни были ведущие боевые действия
кшатрии, вся эта племенная вольница хороша только в столкновениях с совершенно
не умеющими воевать и трусливыми даса, но ни к чему хорошему не приведет в
схватке с действительно достойным противником, каковым, без сомнения, являлись
арианцы, следовательно, воюющим просто необходимо, чтобы за их спиной стояло
сильное, хорошо управляемое государство, и они со дня на день обратятся за
помощью к имперским властям. Но проходили даже не дни, а годы, переселенцы
по-прежнему не выказывали ни малейшего желания возвращаться под власть имперской
бюрократии. Да и чем им мог помочь далекий Синд, практически лишенный теперь
собственной армии? Золотом, что ли, чтобы подкупать арианцев? Так те еще не
факт, что возьмут!

Юджит по младости лет тоже рвался повоевать на юг, но отец ему воли не давал, а
когда Юджиту исполнилось пятнадцать, что означало вхождение в число полноправных
мужей, Васашатта заставил его принести клятву, что он никогда не изменит памяти
Варуны, не бросит основанный им город и всегда будет верно служить империи.
Чрезвычайно уважающий отца Юджит поклялся.

Сравнительно сытое и спокойное существование столицы закончилось новым
бедствием, приход которого спровоцировал сам владыка Васу, причем из лучших
побуждений. Не имея теперь возможности торговать ни с Арианом, ни с южными
странами, он послал купеческий караван на восток, дав наставление требовать от
тохаров за приобретенные товары платы исключительно золотом и надеясь, что
теперь сами постараются восстановить заброшенные алтайские рудники. Васашатта за
год до этого события скончался от сердечного приступа, и теперь не осталось
больше никого, кто смог бы предостеречь императора от столь рискованного шага.
Синдским купцам действительно удалось сторговаться с тохарами и выручить за
проданное бронзовое оружие какое-то количество золотого песка, но вместе с этим
песком они завезли в столицу ту самую болезнь, что уже свирепствовала в
Индраварте четверть века назад. Тогда ценой суровых лишений мор удалось не
пустить в Синд, но в этот раз он собрал в городе обильные жертвы, в числе
которых оказалась и императорская семья.

Едва по степи распространились слухи, что в столице свирепствует мор, всякая
торговля в ней разом померла. Ближайшие к Синду джаны старались откочевать
подальше и больше не гнали скот на продажу, гонцы с юга тоже перестали
появляться. Как-то разом восторжествовало мнение, что Синд - проклятый город,
подобно давно уже опустевшему Аркаиму, и лучше и близко к нему не подходить,
чтобы ненароком самим не подхватить то проклятие.

Юджит к тому времени уже давно обзавелся семьей, и его красавица жена успела
родить ему двух очаровательных малышей. Проклятый мор забрал их всех, не
пощадив и постаревшую уже Амалу. Разом лишившись матери, жены и детей, он чуть
не спятил от горя и молил Варуну забрать уж тогда и его. Но нет, болезнь
почему-то обошла его стороной.

Когда мор закончился так же внезапно, как до того начался, улицы и дома в Синде
были завалены неубранными трупами, пришлось организовать бригады из чудом
выживших горожан, чтобы собрать их все и сжечь, пока не разложились. Затем
настало время считать потери. Тут и открылась страшная правда, что из каждых
четверых горожан выжил лишь один, причем далеко не всегда это были самые
здоровяки. Но самый удар мор нанес по роду Варуны, чьи прямые потомки по
мужской линии вымерли все до единого и, если формально следовать его завещанию,
избирать на освободившийся престол было просто некого. Уцелевшие князья все же
решили на своем собрании, что негоже Индраварте оставаться без императора, и,
посовещавшись, предложили Юджиту возложить на себя корону. Ему тогда было
немного за тридцать, и он был если и не самым старшим, то во всяком случае
самым опытным из выживших аристократов. Делать нечего - пришлось принять на свои
плечи верховную власть.

Новоизбранный властитель быстро осознал, что не в состоянии защитить город -
слишком мало осталось в живых людей, умеющих обращаться с оружием. Между тем в
дворцовых хранилищах оставались огромные запасы золота, и об этом знает все
население Индраварты. Пока обитатели степей стараются держаться подальше от
Синда, опасаясь мора, но стоит им прознать, что эпидемия закончилась, и можно
ждать грабителей. Значит, окончание мора должно стать тщательно скрываемой
тайной. Но как тогда добывать пропитание? Ну, стало быть, надо обзавестись
верными агентами в окрестных селениях, которые за хорошую мзду будут скупать
скот, не сообщая, для кого именно. Может, просто для перегона на юг, где на
фоне перманентной войны всегда есть потребность в поставках фуража. Юджит
ознакомил со своими предложениями остальных князей, и, за неимением лучшего
выхода, на этом и порешили.

Жизнь в городе потекла спокойная, хотя и очень скудная. Сперва все ждали, что
боги, наконец, смилостивятся и дадут империи возродиться, но с годами надежды
истаивали. Население Синда не росло, детей рождалось мало, а на внешний приток
рассчитывать было нечего, кто же добровольно переедет в город, "охваченный
мором"? Горожанам стало казаться, что единственный смысл пребывания их в этих
стенах - это охрана тех драгоценностей, которыми набиты дворцовые хранилища.
Варуна, чей лик выбит на каждой монете, все-таки сумел сделать их своими
заложниками.

На юге, тем временем, произошли существенные перемены. Племена переселенцев
сумели сплотиться в некое подобие государственного образования, именуемое
Тураном. Горные перевалы, ведущие в Арьяварту, были взяты под надежную охрану,
арианцев удалось оттеснить на запад.

Весть об этих событиях, полученная от перекупщика скота, который в свою очередь
услыхал ее от какого-то гонца, взбудоражила обитателей Синда. Никто в том
Туране, вероятно, и понятия не имел, что империя еще существует, и уж точно не
собирался признавать над собой ее власть, но князья рассудили, что раз возникло
государство, то ему наверняка пригодятся люди, сведущие в государственном
управлении, ну или, на худой конец, хорошо владеющие грамотой. Если же и в
Туране они придутся не ко двору, то всегда можно будет перебраться в Арьяварту,
благо пути для переселения сейчас свободны. Своими мечтами им удалось заразить и
остальных горожан. Никто не хотел оставаться в обреченном городе за исключением
его последнего правителя.

Юджита, конечно, они тоже звали с собой, но он категорически отказался покидать
Синд, сославшись на клятву, которую дал своему отцу. Да, он, если так велит
судьба, останется последним обитателем города и будет до самой своей смерти
охранять наследие Варуны. Да и что ему светило там, в Туране? Стать писцом у
какого-то высоко вознесшегося кшатрия? Не бывать такому позору! Лучше быть
императором без подданных, чем чьим-то прислужником.

Собрав все пригодные для передвижения повозки и прикупив лошадей и
продовольствия в кочующей не очень далеко от города джане, забрав с собой
столько переплавленного в слитки золота, сколько смогли увезти, отъезжающие
двинулись на юг большим караваном. Юджит запер за ними городские ворота,
прошелся по улицам окончательно опустевшего города и вернулся к себе во дворец.
Предстоящее отшельническое существование ничего хорошего ему не сулило. Придется
заниматься черной работой, добывать где-то продовольствие и топливо, которого
потребуется прорва, чтобы протопить зимой такое огромное здание. А впрочем, в
городе полно брошенных деревянных халуп, хватит не на один год. Жаль, что теперь
уже ничего не удастся купить, чтобы не привлекать к себе внимания. Золото,
увезенное переселенцами, составляло ничтожную часть того, что хранилось в
дворцовом подвале, а ведь существовало и еще два золотохранилища, куда давно
никто не наведывался.

Будучи с детства метким стрелком из лука, Юджит резонно надеялся прокормить себя
охотой. Так оно, собственно, и вышло, и его одинокое существование можно было
считать вполне сносным, если бы у него имелся хоть кто-то, с кем можно было бы
перемолвиться словом. Увы, за неимением живого собеседника, общаться приходилось
лишь с глиняными табличками, на которых он методично описывал свою жизнь, взяв
на функцию последнего летописца Индраварты.

Испытывать своим упрямством терпение богов ему суждено было почти полгода. На
исходе шестого месяца его отшельнической жизни Юджита внезапно охватила
жестокая боль в животе. Нет, это явно был не мор, но и такая болезнь в Синде
изредка встречалась, унося случайные жертвы и к счастью не передаваясь
окружающим. У Юджита не было под рукой лекаря, да таковой бы все равно не смог
помочь. Осознав, что смерть его близка, последний правитель Индраварты описал
происходящее с ним на глиняной табличке, отнес все свои записи в дворцовую
библиотеку, убрал в хранилища все драгоценные предметы, еще остававшиеся во
дворце, чтобы не достались случайным грабителям, оставив на месте только
неподъемный императорский трон. Именно на нем он и решил умереть. Никто не
обеспечит ему достойного погребения, но если какому путнику еще доведется войти
во дворец и обнаружить его бренные останки, пусть у него не возникнет ни
малейшего сомнения, что они принадлежат законному властителю Синда и всей
Индраварты. Умирал Юджит тяжело, в бреду, но от своих намерений так и не
отступился, сожалея лишь о том, что все сохраненное им богатство теперь
наверняка разграбят. Откуда ж ему было знать, что скоро с гор сойдет
сокрушительный сель и похоронит императорский дворец под толстым слоем
нанесенного песка, превратив его в самый роскошный в земной истории погребальный
склеп. Останки Юджита пролежали там нетронутыми три с половиной тысячелетия,
пока до них не добрались российские археологи.

КОНЕЦ